Это был самый сложный и неприятный наряд, во сто крат хуже, чем на левый фланг во время бомбометания, где перепонки лопались от реактивного рева на низкой высоте, взрывов. Бомбы и болванки часто не попадали по цели, ложились у самого берега, а то и на берег, и тогда бежали, как зайцы, укрывались за камнями, зарывались в снег. Чтобы наряды на Мощный не сбились с пути в торосах, в хорошую погоду на аэросанях развезли по маршруту нарубленные в лесу елочки, вколотив их в лед или приладив на вставших на дыбы ледяных глыбах, обозначили трассу. Самым неудобным в этих походах был длинный шест с крюком на конце - багор, обязательный атрибут техники безопасности: если провалится один - другому будет чем вытащить. Все понимали, что этот багор лишь для очистки совести: ухнешь, навьюченный, в полынью или трещину - и пузыри не успеешь пустить. Обычно багор оставляли недалеко от берега и забирали возвращаясь.
В тот раз ему, Бакульчику, выпало идти в паре с Харламовым - рыжим, с осповатым лицом и железными фиксами армавирцем, к которому питал антипатию, даже брезгливость. Харламов любил хвалиться, что до армии был большим авторитетом у армавирской шпаны, занимался с девками минетом. Никто не знал, что это такое, пояснения Харламова слушали с вытаращенными глазами, мало веря в возможность такой мерзости. Большинство спасенных от тюрьмы амнистией не любило распространяться о своих «подвигах». Харламов делал это охотно, бравируя формулировочкой статьи, которую ему «шили» - «за изнасилование с изощрениями и проявлением садизма». Служил он последний год и был активным организатором «присяг» и «темных». Сержанты и те были перед ним ниже травы, тише воды.
Вышли сразу после обеда, разогрев в столовой аппетит манной кашей - в солдатском просторечии «детская радость - солдатские слезы». График движения выпал сравнительно удобный - почти половина пути туда и назад в светлое время, шесть часов сна. Бывает и похуже: два-три часа - и назад, на ночь глядя.
Первые километры одолели легко. У берега, как правило тихо, а если повезет, то и ветерок попутный. А дальше начинает закручивать, продувать со всех сторон насквозь сырой промозглый ветер. Как всегда, решил оставить ненавистный багор возле приметной кривой вешки-елочки.
- Ты что, салага, сачковать собрался? - посмотрел с издевкой Харламов. - Технику безопасности нарушать? А еще старший наряда, коммунист... Зна-аем, зачем в партию лезете... Один - в коптерку, другой - посачковать, пока не пристроят к хлеборезке...
Пронзило от горькой обиды. Хотелось крикнуть: «Ах ты, гад ползучий, мразь! Ты должен тянуть и этот багор, и «бандуру», а идешь налегке да еще вякаешь!» Возникла горькая неприязнь и к товарищу по партии, который плюнул на все принципы, правдами-неправдами пролез в теплую, хлебную каптерку, дает повод подонкам мерить всех коммунистов одним аршином. Привязал багор к ремню и, сжав зубы, пошел.