Аня с Марийкой переглянулись.
— Не удержаться фашистам, — сказала Аня, — скоро Красная Армия начнёт крушить их на всех фронтах. Скоро придём сюда уже не таясь, потерпите маленько.
— Нешто не потерпим? Потерпим, только вы Москву супостату не отдавайте, — поднялась с лавки Мария Ивановна, протянула к божнице руку. — Послал злой ворог-ворожина огневу стрелу, и летит она за солнцем с захода на восход, чтоб ударить в самое сердце русское, в город Москву, в белокаменную красоту…
— Не быть тому, мама! Москва была и будет нашей.
— Народу-то пало видимо-невидимо, — вздохнул Михаил Петрович.
— За великое дело, тата, сложили голову.
— Много людей закопано, а места ещё, авой, сколько на земле…
Вечером, ночью — разговоры, днём — сон урывками на душном чердаке. Мама всё у печи: то калитки с картошечкой состряпает, то рыбник испечёт — Михаила Петровича два раза выталкивала сети ставить с Надей. Мелочь, правда, всё попадалась. Зато почти каждый день с ухой.
На пятые сутки поздним вечером спустились с чердака, только сели чай пить, как стук в дверь в сенцах, стучали требовательно сапогом, потом прикладом.
— Кто есть? — спросила Мария Ивановна. — Мы уже спать улеглись.
— Откройте, яиц хотим купить! — ответили по-фински со двора.
— Не бойтесь, доченьки, я его выпровожу, а вы под кровать мигом. Чашки со стола на полку, рыбник в печку.
Снова стук в дверь, но Мария Ивановна, пока не одёрнула подзор на кровати, пока не вытерла стол, пока в третий раз всё не оглядела — не пошла в сенцы.
— Лампу дай зажечь, леший! — крикнула она.
Солдат был один, с винтовкой на плече, молодой, приземистый парень. Зашёл на кухню, не поверив, что нет куриц в хозяйстве, самолично заглянул в шкафчик, сначала в один, затем в другой. Всюду хоть шаром покати. Лишь краюха хлеба да соль в берестяной, почерневшей от давности солонке. Фонариком-динамкой чиркнул по русской печке, заглянул к Михаилу Петровичу.
Хотел было отодвинуть заслонку в печи, да Мария Ивановна стала перед ним. Выпрямилась, будто выросла вдруг, распрямились плечи, голова гордо поднята.
— Нету там яиц. Там рыбья юшка для детей, вон спят, хочешь глянуть? Неужто чугунок с собой захватишь? Только сначала попробуй, отыми!
Солдат потянул носом, поправил ремень винтовки, искоса глянул на Любу, вертевшую веретено, и, застучав коваными ботинками, пошёл вон, вжикая фонариком.
Мария Ивановна открыла дверь в горницу. Девушки вылезли из-под кровати. Аня молчала, белая как мел, а Марийка залилась звонким смехом.
— Ой, как здорово вы его отбрили, тётя Марусенька! «Попробуй, отыми!» Дайте я вас расцелую. Берём вас в разведку!