, а на фронте солдаты босые. Казна для солдат ничего не жалеет: кормят от пуза, сроки носки обмундирования и сапог отменили, меняют по потребности
[20]. Оружие есть у каждого, не то, что в начале войны, когда винтовок не хватало, и приходилось ждать, когда кого-то убьют или ранят, чтобы забрать. Только воюй!
К фронту шли пешим маршем. Прибыли к вечеру. Батальон раздергали по частям. Взвод Прова попал в третью роту, второго батальона Могилевского полка. Командовал ротой подпоручик, годами как бы не моложе Прова. Но на груди его красовалась медаль, на левом рукаве – нашивки за ранения. Из других офицеров в роте имелись два прапорщика. Командовать взводом определили Корнеича – унтеров в роте не хватало. А вот отделенными поставили опытных фронтовиков. Прову и Прохору достался ефрейтор Поздняков – степенный дядька годами за тридцать.
– Сейчас – на кухню ужинать, – сказал он пополнению. – После размещу.
Покормили их хорошо: кашей с мясом. Хлеба дали – не съесть, и Пров спрятал остатки в мешок.
– Правильно, – одобрил Поздняков. – С утра чаю не будет.
– Отчего? – удивился Пров.
– В наступление пойдем, – пояснил Поздняков. – Воевать лучше натощак. Ежели пуля или штык в брюхо, то с пустым, может, и выживешь. А вот с полным точно помрешь. Каждому дадут по банке консервов, чтобы после того, как германца выбьем, поесть. А сейчас – за мной!
Их отвели к землянке, куда солдат набилось, как сельдей в бочку.
– Некогда новую рыть, – сказал Поздняков, – да и незачем. Завтра нас здесь уже не будет.
Солдаты кое-как улеглись на нарах. Было так тесно, что ворочались по команде – по одному не получалось. Так вот и мучились ночь. На рассвете их подняли и вывели в траншею. Солнце поднималось за спиной, день обещал быть ясным и безветренным.
– Готовьтесь! – предупредил ефрейтор. – Проверьте оружие, снаряжение. Противогазы – особо.
– Их-то зачем? – спросил Прохор.
– Германцы газы готовят, нас об этом упредили. Так что подгоните ремни плотно. Ручные бомбы умеете кидать?
Солдаты промолчали.
– Ясно, – усмехнулся Поздняков. – Недоучили. Позже покажу – тем, кто выживет.
Солдаты занялись оружием. Пров загнал обойму в магазин «манлихера» и передернул затвор. Поставил оружие на предохранитель, примкнул штык. Привычные действия успокоили его. Ночью он плохо спал – не столько от тесноты, сколько от тяжких дум. Предстоящий бой страшил. Выживет он или сгинет? И как это выйдет у него – колоть штыком живого человека? Чай не свинья, а Божья душа. Мысли эти не давали покоя, и забылся он только к утру. Сон был жутким. Вот Пров бежит в атаку, а навстречу ему немец: огромный и здоровенный, как деревенский кузнец Кузьма. В руках у германца винтовка с блестящим штыком, и тот метит им Прову прямо в живот. «А я вечор брюхо набил», – с ужасом вспоминает Пров и пытается отбить своим штыком германский. Но руки почему-то не подчиняются, и острая сталь входит ему в живот. Пров пытается закричать, но голоса нет…