Хозяйка поместья неодобрительно цокнула, покачала чуть головой, а затем развернулась. Наверняка решила уйти. Но не успела шагнуть, как её снова окликнул Михи.
— Леди Дилирис! Что с Евкией прикажете? Она может у нас пожить?
Валюна снова присмотрелась ко мне.
— Платить за проживание можешь?
— Не-ет, — качаю головой. — У меня ничего с собой нет.
Становится страшновато. Лишь бы не выгнали в ночь. Денег нет, кроме цепочки с кулоном. Но продать их, значит, потерять частичку родных. Всё же память от папы и мамы. Когда мы ещё свидимся?
— Пусть переночует у нас, — разрешила великодушно Валюна и тут же добавила: — Мне нахлебники здесь не нужны.
— Мне вот помощница нужна, госпожа, — Михи не растерялся. — Евкия может пожить у меня. Я всё равно один, без жены. А то и Евкия согласится? А что? Я — здоровый и ладный мужик, а она всё равно без памяти, одинокая. Уйдёт, а ну как попадёт в рабство, али к людям худым? Уж лучше пусть за меня, чем в рабыни.
Жена? Замуж за дровосека так сразу?
— Ты не переживай, Евкия, — шепчет Михи. — Тебя никто не неволит. И я тебя не тороплю. А если хозяйка согласится, сможешь здесь какое-то время пожить.
— Захочет, женись, — разрешает Валюна с усмешкой. — У тебя время до полной луны. А не захочет, пусть валит в город.
Молчу, пока решается моя судьба. Да и что я скажу? Лучше пожить какое-то время вдали от людей, затаиться в поместье, пусть и дворовой девкой. Затеряться ради свободы, даже несмотря на лишения лучше, чем ублажать прихоти и самодурство дракона.
— Будешь помогать и по дому, — Валюна оглашает окончательный вердикт. — Стирать, убирать за Кроттой. Будешь её личной служанкой. Поняла?
— Поняла.
Леди Дилирис ушла.
— Ну, Евкия, идём. Покажу тебе новый дом. Поживёшь у меня, поможешь чуть по хозяйству. А то ещё и понравлюсь. А почему нет? Что я? Разве плохой мужик? Работаю много, кое-что смыслю в торговле. Ведь недаром хозяйка именно меня отправляет на рынок. Мы продаём молоко, иногда с полей тыкву, картошку. Только вот с погодой не ладится. Как бы урожай не погиб. Земля какая-то... уж слишком горячая стала.
То ли причитая, то ли уговаривая меня, а то и оправдываясь, Михи привёл меня в маленькую комнатушку во флигеле.
— И печка у меня своя, и стол есть, кровать. Ну ничего, что такая. А ты и не помнишь на каких спала, да?
— Что?
Михи вытащил меня из раздумий. Смотрю на бедную крестьянскую кровать, довольно узкую с мешковатым матрасом, крохотное оконце с мутным стеклом, пошарпанный стол, стул и нехитрую утварь. А где же я буду спать?
— Будешь спать здесь, — меня будто Михи услышал и показал на кровать. — А я переночую в сенях или на конюшне. Там всегда стоит стог.