Механизм игры… Он единственно притягивал к жизни и героя повести «Возвращение», младшего современника Станкевича, Максимилиана Рогойского. Как, впрочем, и всех его предков: прапрадеда — жулика, конокрада, оборотистого мужика, пришедшего на польские земли невесть откуда и приведшего с собою жену невесть какого роду-племени, — основателя династии Рогойских; деда, записавшегося за взятку в дворянство; отца, гуляку и драчуна, отказавшегося вести благопристойную шляхетскую жизнь, одичавшего и обезумевшего после бессмысленных зверств, скандалов, драк, скончавшегося в одиночестве тридцати с небольшим лет.
Сам Максимилиан получил прекрасное образование, умен, богат, увлечен Гёте, немецкой романтической поэзией, но циничен и бездеятелен. Он переживает, скитаясь по Англии, «неземную» любовь, затем возвращается в Привислинский край, со скуки женится, последовав совету приятеля, томится и чахнет. И когда началась первая мировая война, Рогойский отправляется в действующую армию, размышляя о том, что вот он едет, а вернее, его везут навстречу новым испытаниям, которые, подобно прежним, он примет с покорностью и которые не внесут в его жизнь ничего нового. Мысль, что он может не вернуться, замечает писатель, его не ужасала.
Но Рогойский вернулся. Позади остались «минуты безумств», к слову, периодически настигавшие весь его род: в отборном «партизанском» отряде белых офицеров он был участником диких, лишенных всякого смысла зверств, влачил на фронтах чужой, непонятной ему гражданской войны поистине жалкое, но агрессивно-скотское существование, наконец каким-то чудом — через Одессу и Румынию — пробрался в уже независимую Польшу, в свое имение, к своей семье. И подобно собственному отцу, Рогойский неожиданно для самого себя и окружающих погрузился в сон наяву, ставший началом длительного процесса его духовного и физического умирания.
Станкевича и Рогойского, какими бы разными они нам ни казались, какими бы несхожими по характеру и типу они ни были на самом деле, роднит тем не менее одно — оба они люди ниоткуда, люди без почвы, люди без идеи, люди без мечты, лишние в Польше, лишние в России. Но они повсюду творили зло именно потому, что, не обретя корней или не отыскав их, были лишены способности сознательно лепить собственные судьбы, и оттого им ничего не стоило походя искалечить чужие. Они пришли ниоткуда и ушли в никуда. Размышления и сомнения, совесть и покаяние не были их уделом. Их не повергали в печаль поражения, как прежде не радовали и победы. И потому Станкевич бесславно и бессмысленно умер физически, не дождавшись расстрела за дело, в которое не верил, но которому исправно служил, а Рогойский столь же бесславно и бессмысленно умер духовно, не найдя ни сил, ни охоты понять самого себя, землю, на которой родился, жизнь, начинавшуюся на ней заново.