Она и впрямь замечала, как и то, что стоит лишь отойти – и пещера полнится звуками. Но, главное, опять возникает в голове этот постоянный негромкий призыв: иди, иди, я жду тебя. Он не умолкал и всегда сопровождал ее, будто шорох сухой опадающей листвы. Малфрида давно перестала обращать на него внимание, даже не огрызалась уже. Кощей сам должен понимать: раз она тут, то скоро явится. А ведь как не хотелось! Одна надежда, что Добрыня на такое дело бездумно не пойдет. Ведь у таких, как ее сын, многое получается! От этих мыслей хорошо стало на душе, новые силы пробудились. И чародейские, и просто людские: надеяться на повзрослевшего сына, решительного и смелого, так славно!
– Ты уже не ворчишь, что Сава созвал нас? – услышала она голос подошедшего Добрыни. Он почему-то посмеивался. – Надо же, я сейчас произнес «нас», понимая, что и шамана юного Сава к вере своей расположил. Есть у нашего красавчика этот дар – привлекать людей. Вот только ты с нашей верой не желаешь считаться.
– С ней даже Бессмертный считается, – заметила Малфрида. – Вот и не злюсь, потому что ваше христианство мешает Кощею следить за вами.
– Я уже понял, – кивнул Добрыня. – Ну а когда не молимся? Это Сава верит, что одной молитвы на все дела хватит. Я же считаю, что доброе дело надо делать самому, хотя и с упованием на Всевышнего.
– Ох, не хочу я об этом говорить! Нашел место, где проповедовать, – передернула плечами ведьма.
Но Добрыня все же удержал ее, спрашивал: если крест мешает Кощею их рассмотреть, то тут, в своей пещере, может ли он их слышать? Разобрал с их слов, куда и зачем идут? Ну, про… Сейчас Добрыня даже не решался произнесли это слово – «кладенец».
Она подумала немного и чуть коснулась рукой груди сына, скрытой под переливающейся кольчугой. И тут же отдернула руку. Посадник понял: на крест указывает.
– Вот этот оберег и ограждает все, что с вами связано, от Темного.
– А если и ты крест наденешь? Сава – он посвященный, может освятить крестик.
– Ну и сказал! – хохотнула Малфрида. – Может, посоветуешь лишиться моих чар ради вашего креста?
Добрыне стало грустно. Произнес, не поднимая головы:
– Понимаю, на какое опасное дело тебя подвигнул. И клянусь своей душой, что я, если бы мог, сам бы пошел дальше. Однако понимаю – без тебя мне тут бродить бесполезно. Увы, я как будто рожден, чтобы всегда вторым быть: и при Владимире, и при тебе. Но поверь, матушка, если мне помогают, я готов превзойти себя!
Малфрида невольно прижала руки к груди. Добрыня впервые назвал ее матушкой! И так хорошо от этого сделалось! Она даже засмеялась легко: