Кощей наблюдал за витязем, задумавшимся над его предложением, и лик чародея постоянно менялся, то властным и бледным становился, то словно седой бородой мудрого старца прорастал. Но сколько бы обличий он ни принимал, на каждом из них появлялась довольная ухмылка.
– Не размышляй долго, Добрыня. Ты умен и должен понять, что наши желания превыше всего. Ты вон деву захотел – и я тебе позволил ее забрать. Тебе только и надо было, что отказаться от своей веры в какое-то далекое божество и снять оберег в виде креста. Почему ты это сделал?
– От отчаяния, – признался Добрыня. – Когда человек в отчаянии, ему нужно на кого-то опереться, почерпнуть надежду. Да, люди так устроены, что ищут себе высшую силу для поддержки. Если нет веры в Бога, они готовы поверить в силу неба, деревьев и трав, в духов и чары. Человек может сколько угодно надеяться на себя, но в трудный момент ищет помощи в каком-то чуде. Вот и я, будучи в отчаянии, согласился принять тебя и твои правила.
Ухмылка Кощея стала еще шире. Кожа словно слезла с лица, теперь под темным покрывалом проступал едва ли не скалящийся череп. А что его радовало – признание витязя или очередной перстень, выхваченный из груды украшений, – неясно. Но камень в перстне сейчас привлек его куда больше гостя. Бессмертный рассматривал его, подносил к глазам, отводил руку, любуясь переливчатым блеском. Для Добрыни же эта минута стала передышкой, чтобы еще раз все обдумать. А думал он о заповеди «не убий». В своей жизни он не раз нарушал ее, немало сражался и уничтожал врагов. И как-то жил с этим. Но и каялся. Ибо всегда знал, что кровавый путь не радует, а утомляет, угнетает душу. Поэтому Добрыня понимал – убийство не благо. Благо, когда создаешь, когда даешь жизнь, когда радуешься плодам своей работы. И христианская вера в этом ему только помогала.
Добрыня не считал себя истовым поборником Христа. Он редко молился, он свыкся с верой как с чем-то обязательным, нечасто вспоминал о Боге, однако не сомневался в Нем и любил Его. Эта любовь была сродни привязанности к родным, привычная, спокойная, но крепкая и вечная. Она не такая, как влюбленность в Господа новообращенных, для которых новая вера как первая страсть, как самое яркое чувство. Добрыня же любил Бога всегда и знал – это мое, то, к чему я принадлежу. Это греет душу и утешает. И он уже не сможет стать другим. Он увидел Кощея, оценил его силу, но хочет ли он ему поклоняться и воспевать? Бог, который сказал «не убий», ему был ближе. Да, недавно Добрыня снял крест. Однако не отринул свою веру.