А почему Мокея выбирала, когда на нее даже кое-кто из пленников засматривался восхищенно? Видимо, что-то роднило их с бывшим кромешником. И не только общий сын Добрыня, но и пережитые несчастья. Они подолгу о чем-то говорили, порой плакали оба, порой чему-то смеялись. Было видно, что им хорошо вдвоем, что нежность и доверие между ними. Только когда Мокей стал поговаривать, что хочет прийти под защиту Спасителя, Малфрида на него не на шутку рассердилась, ссорилась с ним, даже оставить в пути своих спутников подумывала. Но не ушла же! Значит, и ей, дикой ведьме, нужны людское тепло и забота.
Тут, в Новгороде, Добрыня ее богато одарил, хотел в тереме своем поселить, однако она отказалась: слишком много христиан тут, сказала, того и гляди уговорят ее в церковь пойти. Сын не стал ей перечить, но предложил, пока холода не минуют, пожить в Городище, чтобы отдохнула от всех тревог и долгого опасного пути. А когда Мокей вызвался сопровождать ее, Добрыня даже обрадовался. Ему самому спокойнее будет, если рядом с Малфридой останется кто-то, кому она дорога. Может, тогда и не одичает снова, потянется к близкой душе.
Малфрида, признаться, и сама не понимала, чего же она хотела. Но в Городище жила уютно, хотя порой пугала челядь, когда глаза ее вдруг желтым огнем загорались. И начинали люди ее тогда сторониться, плевались за ее спиной, крестились. А она злилась на них, прогоняла. Только Мокей и мог с ней справиться, обнимал, удерживал, пока не сникала, грустить вдруг начинала.
– Вот так и живу, Мокеюшка, сама не зная, где спокойствие и приветливость найду. Такая уж, видно, недоля моя…
По весне, как вскрылись реки, уговорил ее Мокей отправиться к внуку Владимиру. Малфриде эта затея пришлась по душе, вот и уехали они, ушли на торговой ладье к далекому Киеву.
Когда посаднику Добрыне о том сообщили, он опечалился. И было такое чувство, что больше никогда он с матерью не встретится. Да и Мокея не увидит, не поговорят они, как порой разговаривали по пути из земель Кощеевых. Но все же мысль, что бывший кромешник Малфриду не оставил, давала некоторое успокоение: сильно любил ее Мокей, с ней пребудет, как бы судьба ее ни сложилась в дальнейшем.
В остальном же Добрыня был занят делами посадническими, правил всем Новгородским краем. Выходил на вече, принимал иноземных гостей-торговцев, восстанавливал новые торговые подворья. При нем же и подняли на деревянную церковь Святой Софии тринадцать дивных куполов-маковок и вновь возвели широкий мост через Волхов, соединив две стороны купеческого града – Торговую и ту, что раньше Детиницкой называли, а нынче гордо прозвали Софиевской