. Был и ещё один объединяющий момент — на людях Перелесов и Сандра изъяснялись, как положено, на английском, а между собой на портаньоле.
Во время мирных передышек евреи и арабы, оказывается, ухитрялись не только сотрудничать (это участники семинара одобряли), но и заниматься разного рода противоправной (это осуждали) деятельностью, вроде хищения средств, выделяемых международными организациями на приведение в порядок разрушенной в ходе боевых действий инфраструктуры. Выглядело это так: палестинцы сообщали о разрушении водораспределительной станции (в действительности она не пострадала), соответствующие израильские структуры это подтверждали (на объекте укрывались террористы). Станция затягивалась густой сеткой (если будут фотографировать со спутников), обкладывалась по периметру строительным мусором (в нём в тех краях недостатка не наблюдалось). Уполномоченный фонд при ООН выделял на восстановление деньги, которые и распределялись между арабами, евреями и чиновниками из фонда.
Перелесов и Сандра вышли с прощального банкета прогуляться по набережной. До отъезда автобуса в аэропорт (почему-то Перелесов это точно запомнил) оставалось двадцать минут. Тогда он ещё не был министром, российское посольство плотно им не занималось, не предоставляло персонального транспорта с сопровождающим дипломатом. Вместе со всеми — на автобусе!
Перелесов и в мыслях не держал склонять в эти двадцать минут Сандру к близости на дощатой набережной. Дело было в июле. Даже поздним вечером в Тель-Авиве было сильно за тридцать. Библейские звёзды дрожали в распаренном воздухе. Рубашка под мышками и на груди, как только он вышел из-под кондиционеров на улицу, мгновенно потемнела от пота.
Сандра сказала, что арабо-еврейский опыт освоения средств мог бы пригодиться баскам во времена борьбы за независимость. «Мой брат был в ЭТА, получил пожизненное. Испанское правительство сделало мне предложение, от которого я не смогла отказаться».
Пока Перелесов размышлял над её словами, не понимая, чем вызвал доверие годящейся ему в матери интерполовки, они сошли с деревянного настила, по которому, мигая фонариками, катились велосипедисты, на песок, остановились у поставленной на платформу лодки. Пляж был пуст, хотя люди с хорошим зрением могли их видеть из окон высившихся вдоль моря отелей. Сандра, отведя с покрытого мелкими бусинками пота лица влажную прядь, прислонилась задом к лодке, начала обмахиваться подолом платья. Потом, скосив глаза на Перелесова, развернулась, подоткнув подол, упёрлась, расставив ноги, в пластмассовый борт лодки. Что оставалось делать Перелесову? Двадцать минут оказались скользкими, влажными, быстрыми и… неожиданными, как подарок, от которого нет сил отказаться, но нет и идеи, что с ним делать дальше?