Рядом лежит полуголая девушка.
Надо ли мне её обнять, или этого нельзя делать?
И не отпугну ли я её этим?
И что делать, если я обниму, а она не будет возражать, надо ли идти дальше, и если да, то куда идти?
И вообще, мне же нельзя, у меня воздержание ещё на месяц, и как можно воздерживаться, когда рядом такая потрясающая, красивая, манящая…
Яна придвинулась и обняла меня, положив руку поперёк груди, а голову мне на плечо.
Моё сердце бухнуло и кажется замерло, чтобы не спугнуть это мгновение.
— Спокойной ночи, Совёнок, — шепчет девушка. — Давай спать.
— Спокойной ночи, Яна… Яночка.
Плечом ощутил, как она улыбнулась.
Я уже засыпал, когда точно наяву услышал слова: 'Помни: она рядом, я видел!', и хорошее настроение немного померкло…
Я просыпаюсь от едва слышного писка будильника в наручных часах. Что-то с ними произошло, раньше они были раздражающе громкими, а потом стали вот такими, почти не слышными. Хорошо бы починить конечно, да всё забываю, потому давно уже привык просыпаться от звуков, на которые нормальные спящие люди вообще не обратят внимания. Нажимаю кнопку и лежу, прислушиваясь к тишине. Она тут необыкновенная, совсем не такая как в городе. В городе она бездумная, пропитанная постоянным движением, хаосом звуков и миазмами тысяч жителей, здесь же, она со смыслом. Причём здесь — это не в Белоземице в целом, а именно тут, в этом доме.
Задумываюсь над этими странными мыслями — откуда они взялись?
Так и не придя ни к чему, поворачиваю голову и смотрю на спящую рядом Яну. Её дыхание ровное и глубокое, а лицо расслабленное, на нём непривычно нежное выражение. Днём я этого не замечал, сейчас же ощущаю девушку как близкого и почти родного мне человека, так и тянет обнять и коснуться её тёплых губ своими. Вовремя одёргиваю себя, мысленно внушаю, что сделать так — значит навсегда потерять её и своё уважение, и всё же не выдержав, провожу ладонью по нежной щеке, едва-едва ощутимо.
Встаю почти бесшумно: ноги сами помнят где находится скрипучая доска и выхожу из дома, выдав себя лишь стоном петель входной двери. Смазать бы их, да где маслёнку взять. Может у Виталика найдётся канистра масла в машине?
Выхожу в центр двора и останавливаюсь. Слова приходят сами, и я шепчу их едва-едва слышно, отдавая ветру и не задумываясь куда он их уносит.
— Это последний шаг. Пути назад не будет, ты уверен в том, что делаешь?
Не оглядываюсь, потому что понимаю, что собеседника за спиной не найду, его здесь вообще нет. Есть лишь голос, хотя, как такое возможно — объяснить не возьмусь. Не прерываюсь — сейчас нельзя прерываться. Больше всего я сейчас похож на этакий громкоговоритель: издаваемые звуки ко мне не имеют отношения. Озвучиваю слова неведомого языка, не понимая смысла и не зная, что они значат. Откуда берутся, или кто их в мои уста вкладывает — не ведомо… Голос ждёт, затем снова вопрошает: