Вместе с Качоровским в Лигурию прибыл его ученик эсер Всеволод Шебедев, живший в Италии под кличкой «Георгий Христиан». Он был близок к Чернову, а позднее дружил с Алексеем Савенковым. Когда колония в Кави рассеялась, Шебедев переехал в Рим, где в 1917 г. организовал, вместе с соратниками, Комитет помощи русским политэмигрантам в Италии и Бюро русской печати. В Россию он уже не вернулся, а после прихода к власти Муссолини покинул и Италию, обосновавшись, по всей видимости, в Литве.
Интересный компонент колонии — Константин Лигский, принадлежавший, по словам его покровителя Амфитеатрова, к тому «странному поколению русских юношей-неудачников страстного и в основе несомненно мистического духа, что в предреволюционное пятнадцатилетие нашего века, в пестрых дроблениях декаданса, растерянно металось между богоборчеством и богоискательством». В Кави Лигский занимался литературой, переводами, живописью, скульптурой (под впечатлением встречи с ваятелем Эрьзей), а вернувшись в Россию, перешел от эсеров к большевикам. Однако он спас от расстрела сына Амфитеатрова Даниила, да и самого писателя трижды вызволял из-под ареста. После кончины Лигского в 1931 г. Амфитеатров написал некролог:
Получил я от М. А. Осоргина известие, что умер Константин Андреевич Лигский. <…> Ввел его к нам в семью наш незабвенный друг и — многие годы — сожитель, Герман Александрович Лопатин. А он обрел Лигского на пресловутой Кавийской (Кави-ди-Лаванья) колонии русских эмигрантов на итальянской Ривьере Леванте. Колония эта была неоднократно описана Б. К. Зайцевым и М. А. Осоргиным: они в ней подолгу живали. У меня Кави — место действия первой части последнего моего романа «Синь и глубь», впрочем, только по пейзажу и общим чертам колониального быта, без лиц. В Кави селились по преимуществу эсеры. Таковым был и Лигский, в печальном прошлом студент-медик, а затем террорист в боевой дружине, каторжанин Зерентуйской и Кутомарской тюрем и беглец из них. Каторгу он отбывал вместе с Егором Сазоновым (истребителем Плеве) и сердечно возлюбил его. Из России «смылся» после некрупного террористического акта: участвовал в покушении на какого-то свирепого участкового пристава в каком-то южнорусском городе — не стрелял, однако, а лишь «стоял на стреме». Но был замечен и преследуем. Поимка ему, беглому каторжанину, грозила «виселкой». Окрыляемый этим соображением, Лигский, в беге от преследователей, ухитрился перепрыгнуть через какой-то недосягаемо высокий забор и, чуть не с самого того места, ударился прямым маршем в чужие края. Без денег, без языков, без паспорта все-таки умудрился достичь итальянской Ривьеры и вселиться в Кави…