— Ну, мы все ведь слышали…
— А как ломился.
— Всю ночь, всю ночь ходил, стучал. Ведь он же знает… мы одни…
Но, видимо, им легче. Присутствие мужчины и отсутствие злодея подымает несколько их дух.
— Но, signore, как только вы уйдете, он ворвется вновь…
Я всячески стараюсь убедить их, что врываться, собственно, ведь некому; что если страшно, пусть идут наверх, к нам ночевать. Бушует ветер за окном, грохочет ставнями; ставнями, видимо, их и пугает; тусклая свечечка освещает огромную комнату, с огромной развороченной постелью, где дрожали три красавицы, ожидая часа смерти. Я улыбаюсь.
— Право же, идем наверх…
— Ma no, signore, ma nostra argenteria… Lui verra subito, ma no, no, impossible…[43]
Так и не тронулись Бокки юные, опасаясь за свою арджентерию, и Мариэттина не посмела их оставить. Я ушел наверх, спал крепко, о разбойниках не думая ни минуты. А когда день настал, Мариэттина нам сообщила, что несчастие случилось все же ночью: у синьоры Бокки утащили курицу. Бокка возвратилась, кричит, плачет… grida, piange… в полицию заявила.
Мариэтта обо всем рассказывает уже весело, ибо несчастьям Бокки радоваться — тон хороший. А потом она прибавила, с большою простотой, что forse il signor Antonovitsch abbia rubato la gallina[44].
Днем Наннина и Джульетта, как всегда, выколачивали ковры, развешивали на солнце платья, а под вечер старая Бокка пригласила меня вниз, в салон. Жалюзи спущены, лишь в одно окно ложится свет; зеленоватый полусумрак в комнате.
Бокка, в светлом своем пеньюаре, с лицом подпудренным, сидит в легком плетеном кресле и беседует с молодым человеком. Он в каскетке, с лицом серым, угреватым и ничтожным. Это сыщик, spia. Разговор — о курице погибшей и о мерах, как ее вернуть. Бокка поблагодарила меня за ночную помощь, познакомила со spia.
Тараторит быстро, жалуется и волнуется, готова в слезы. Spia же серьезен. Тоном Холмса задает мне несколько вопросов.
— Что у вас было в руках, когда вы спускались? Значит, у вас не было оружия? Слышали вы шаги в аллее? И откуда?
Spia будто удивляется, что я сходил к девицам безоружный. Он записывает. Но делу показания мои не помогли. Курица сгинула. Бандиты остались непойманными, премия, Боккой обещанная, — невыданной. И — к пущему веселию Кави — через два дня вновь украли у ней кролика. Его оплакивали и мамаша, и Джульетта, и Наннина.
АНТОНОВИЧ
Я мало удивился мнению Мариэттины, что, быть может, Антонович стащил курицу у Бокки. Вряд ли имел он цель корыстную, но произвесть дебош, дезордр[45], вызвался бы охотно. Таким мы знали его все; так увозил он эмигрантскую жену, так с Зандером орал на скалах, достигнувши вершины.