Признаться, я и сама струхнула. Вечер был головокружительный. Под руководством нашей экономки, тети Марии, гостей обслуживали четыре нанятых на этот день официанта. Свадебный вечер обошелся в двадцать тысяч форинтов, и в распахнутых настежь комнатах толклось больше восьмидесяти человек.
Заместитель министра — тот, который очкарик, который посимпатичнее, — взял Лаци под руку и вышел с ним на террасу. Я болталась по другую сторону от Лаци и чувствовала, что я тут совершенно лишняя, но мне не приходило в голову никакого предлога, под которым я могла бы смыться. А ведь сколько раз видела в кино и в театре, как хозяйка дома с милой, слегка лукавой улыбкой говорит: «Простите, мне нужно распорядиться по дому». Действительно простой текст, и все же он не пришел мне в голову. Я чувствовала себя так, словно у меня сползает чулок, а вокруг полно людей и поправить его невозможно.
— Знаете, товарищ Мереи, вам надо бы сыграть в новой венгерской пьесе, и как можно скорее. В пьесе на современную тематику, — тихо и задумчиво сказал заместитель министра, пронизанный лунным светом.
— Я уже сделал в кино несколько попыток по отображению современности.
— Не надо на это ссылаться. Мы очень хорошо знаем ваши заслуги в этой области. И были бы очень рады, если бы вы и на сцене предприняли такие шаги.
— К сожалению, с драматургами у нас дела обстоят не так хорошо, как с киносценаристами.
— Знаю, но все же у нас есть таланты, которые мы не используем в достаточной мере. Вот, например, этот Форбат.
— Но ведь товарищ замминистра знает, какую резкую оценку получило творчество Форбата на театральной конференции, и я тоже критиковал его за буржуазные методы.
— И очень правильно сделали. Форбату это наверняка было на пользу, и он будет счастлив, если мы предоставим ему возможность сделать правильные выводы. Знаете, о ком надо было бы написать пьесу этому Форбату? О чугунолитейщике. Что вы на это скажете, товарищ Мереи?
На террасе было прохладно. Потому я так хорошо и помню весь разговор: когда я мерзну, у меня потрясающе хорошо работает голова. Я настоящий холодильник, во мне сохраняются свежими чужие слова.
Было похоже, что они окончательно обо мне забыли. Если бы я сжалась и, к примеру, превратилась в мышь, они бы этого не заметили. И тут между ними начался разговор, из которого, несмотря на прохладу, я не поняла ничего. Речь зашла о действительности, о том, что то, что мы видим, вроде бы и не действительность, а что-то другое, но что именно — об этом они выразились совершенно научно.
2
Как хорошо в ванной думать! Голубая плитка отовсюду отбрасывает на меня свой голубой отсвет. Если я совсем чуть-чуть шевелюсь, вода тоже приходит в движение и пробегает вдоль всего тела, от пальцев ног до подбородка. В самом деле, какая она, действительность? Я никогда еще не задумывалась серьезно над этим вопросом, но теперь попробую. Наговорю в воду, как в большой микрофон, в котором и сама целиком помещаюсь. Наговорю в саму себя. Как смеялась бы Марика, окажись она сейчас в бассейне, если бы ей, лапоньке, не надо было маяться в школе!