— Окормили его какой-то чертовщиной… Позвали бы меня раньше, пока он не раздулся, может быть, я бы и спас его…
После похорон Василе Бачу, мрачный и хмурый, сразу зашел к Иону, который ждал его.
— Вот что, зять, давай по совести договоримся, — начал он прямо, без обиняков. — Ана умерла, ребенок умер… Упокой их господи, господня воля — наша доля… Приданого я тебе вдосталь дал, Ион. А чего не дал, ты у меня силой отнял, так тебе захотелось. Сам ты видел, я ничего на это не сказал, все тебе отдал. Потому как своему детищу отдавал… Что, не верно я говорю, Ион?
Ион смолчал, отведя глаза в сторону. Василе Бачу продолжал все так же спокойно:
— Ладно… А теперь, когда умерли и Ана и ребенок, все, что было их, должно опять ко мне вернуться. Так это и по закону, и по совести… Затем я и пришел, чтобы у нас потом не было ни раздоров, ни перекоров…
— А почему это тебе вернуть то, что мое, тесть? — холодно сказал Ион. — Раз это мое, почему оно моим не останется?
— Что твое, твоим и будет… Ты мне только мое верни… Землю верни…
— Не труди язык понапрасну, тесть, право, ты же старый человек! — со смехом перебил его Ион.
Василе Бачу взбесил этот смех. Но он совладал с собой и ответил ему таким же ровным голосом, только понастойчивее:
— Я хотел сговориться с тобой, как с человеком совестливым… Да нет… Вижу, ты все такой же. Как был мошенник, так мошенником и остался. Недаром всего неделя, как из тюрьмы…
— Правильно, тесть, правильно говоришь, — зло рассмеялся Ион. — Лучше уж ты меня мошенником зови, чем мне тебя обзывать. Лучше!
— Ничего, — сказал Василе, встав. — Если не хочешь добром понимать, поймешь худом… Сроду я не ходил по судам, а тут уж не спущу тебе, хоть последнюю рубаху с себя продам!
Ион продолжал смеяться, провожая его до двора. Но когда остался один, почувствовал, что от этого спокойного упорства старика его собственная уверенность поколебалась…
6
Херделя, как и полагалось, заранее известил инспектора, что годовые экзамены в школе Припаса будут происходить во второе воскресенье июня… И хотя он успел поздравить Хорвата с повышением в должности, послав ему почтительное письмо, экзамена он боялся, как никогда. Он узнал, что новый инспектор намеревается присутствовать на экзаменах в тех школах, где, по его мнению, недостаточно преуспели в государственном языке, и Херделя был уверен, что тот приедет и в Припас. Он вспоминал его прошлогодний приезд, тогдашнее предупреждение и озабоченно говорил себе:
— Недолго длится счастье в жизни человека…
Покуда он был отстранен, Зэгряну, обучавший по другому методу, только больше запутал детей. И теперь Херделе предстояло за два месяца одолеть годовую программу. Он положил всю душу на то, чтобы втемяшить в юные головы побольше венгерских слов. Приходил в школу чуть свет, просиживал до самых сумерек, только бы сошло благополучно, только бы угодить инспектору… Вдобавок он еще дрожал из-за Белчуга. Тот закружился со своей новой церковью и совсем перестал бывать на уроках.