— В берег воткнулись!
Другой радостный голос:
— Мы на берегу!
— Все с ушкуя! — скомандовал Порфирий. — Калистрат, отвяжи Козьму!
Атаман, наперекор бушующему ветру и льющим, казалось, отовсюду потокам воды, дожидался, пока соратники покинут судно. Рядом с ним стоял Прохор. Ушкуй уже почти обезлюдел. К Порфирию подбежал весь мокрый Калистрат и хриплым, захлебывающимся голосом прокричал:
— Нету! Козьмы нету!
— Как нету?! А где ж он?.. А где Фома? — повернулся атаман к Прохору.
— На берегу небось! — пожал плечами тот и спрыгнул с борта ушкуя. — Щас найду!..
Буря затихла. Ветер почти угомонился. Ушкуйники стали искать дрова и разжигать костры, чтобы обсушиться и согреться, а Прохор и Калистрат все искали Козьму с Фомой. Все ушкуйники были на месте, кроме этих двоих.
— Ну что? Утопли? — спросил Порфирий.
— Должно быть, — согласился Калистрат.
— Козьма живуч как пёс, — возразил Прохор. — Да и Фома, гад, шустрый. Могли и сбежать.
— Если сбежали, дело худо, — нахмурился Порфирий.
— Надо как-то князя упредить об опасности, — без слов понял его Прохор.
— А как упредишь?
— Надобно мне коня найти и скакать в Керженец.
— Да где ж тут коня найдёшь? И где мы вообще щас?
— Не знаю, — развёл руками Прохор. — Не понять. Рассвета дожидаться надо.
— Вот нелёгкая!.. Калистрат!
— Что, Порфирий Пантелеевич?
— Бери пару человек и порыскайте по берегу. Узнайте, где мы есть, и, может, коня добудете...
Изба Оленя стояла на берегу реки. Новая, она достраивалась, и Олень думал поселить в ней недавно женившегося старшего сына по имени Конь.
Сыновья Оленя, да и почти все мужчины были сейчас далеко в лесу, на охоте. Молодая жена Коня перешла к свёкру, а изба пустовала. Вот туда и положили больного князя. Кроме Любимы ежедневно проведывала Даниила лекарка-знахарка Зимовейка.
В этой глухой и дикой местности ещё сильна была древняя вера. Хотя людей уже и крестили, но они продолжали именовать новорождённых старыми именами и поклоняться солнцу, звёздам, деревьям, животным и всевозможным идолам. Христианских же имён порой даже не помнили и называли друг друга языческими прозвищами.
Любима в очередной раз пришла утром к Даниилу. Принесла, как всегда, наваристые жирные щи, сладко пахнущую кашу, краюху ржаного хлеба и ягоды, которых вместе с катившимся к закату летом всё прибавлялось и на столах, и в погребах жителей Керженца.
Девушка уже привыкла к гостю и привязалась к нему. Князь Даниил поправлялся на глазах, веселел и даже иногда, заражённый ретивостью молодайки, тоже начинал резвиться. Она застала Даниила ещё спящим, однако шорох разбудил его, и он, резко и неловко приподнявшись, чуть не свалился с лавки.