— Но ведь жизней, по твоей идеологии, у человека много…
— Да, но, наверно, миг смерти накладывает определенный отпечаток… И то, что всю жизнь мы любили кого-то, кем были в прошлой жизни, меняется с моментом смерти — мы начинаем уже любить самих себя. Просто… Ну не знаю, как бывает у других, но когда я увидела… ну, одного парня еще на первом курсе в институте, вот, я сразу поняла, что это он. Что это такой мужчина, о котором я мечтала всю жизнь, чей образ меня посещал еще в далеком детстве. То есть как я в младенчестве могла знать, что встречу его?
— Просто мы знаем свое будущее, — пожал Саныч плечами, оставаясь верным собственной теории.
— Возможно. Но когда я думаю о том, чтобы быть мужчиной… Не глядите на меня странно, просто все мы примеряем на себя разные роли. Вот, я уверена, что могла быть только такой, как он. «Таким», будет правильно сказать. И когда он вел себя как-то, как мне нравилось, мне иногда казалось, что… Ну… Я так же вела себя когда-то! Как будто срабатывала память. Не знаю, это все так странно…
— Хорошо, предположим, это так. Идеал, который мы храним в памяти, это то, какими мы были сами. Но что тогда было вначале?
— Вначале? Вы имеете в виду самую первую жизнь? Вот уж не знаю, — пожала я плечами. — До этого мои мысли еще не дошли. Вы думаете, стоит продолжить копать и разбираться дальше? Или оставить эту дурацкую теорию навек?
— Катя, каждый верит в то, во что он хочет верить. Пойдем, мы уже достаточно собрали, больше нам не донести.
Мы сложили плоды в кучу и, держа ее перед собой на согнутых локтях, пошли обратно. По пути нам встретился Маврикий.
— Вот вы где! Там у нас такое случилось в лагере! Такое!
— Что именно? — испугались мы.
— Пойдемте скорее! Да бросьте вы свои фрукты, не до них сейчас! Ужинать никто уже не будет!
Переглянувшись, мы последовали за Маврикием, но сохранили на всякий случай ужин, все-таки это стоило определенных усилий и так вот просто бросить все не хотелось. К тому же Марик — натура экспансивная, он любит преувеличивать.
— Неужели большая рептилия опять отгрызла кому-то голову? — саркастически поинтересовалась я.
— Катя! — шикнул на меня Сан Саныч.
— А что? Я ему не верю.
— Кому здесь стоит не верить, так это только тебе! — озлобленно отпарировал Маврикий, обернувшись через плечо, но продолжая быстро идти к пляжу.
Я фыркнула, но продолжать ссору не стала.
Мы уже почти дошли до места, как наперерез нам вдруг выбежала Анька. Волосы ее были взлохмачены, а глаза горели таинственным огнем.
— А вот она сама! — чему-то обрадовался Марик. — Она все вам и расскажет.