Воспитатель (Егорова) - страница 92

Ага, доктор мне нашептал по секрету. Чушь это все. Бесплодие Константина. Когда-нибудь, он узнает об этом, но далеко не от меня. Я все продумала. Как выйти из ситуации и не навредить моим детям.

Выпишусь из больницы, вернусь к Сашке. В первый же день постараюсь, чтобы мы оказались в одной постели. И все. Срок у меня совсем крохотный, эти несколько дней никто и не заметит. Константин ничего не заподозрит, потому что пребывает в твердой уверенности, что не может иметь детей.

В чрезвычайной ситуации решения проблем приходят молниеносно. Как-то так. С того момента, я надеюсь, он перестанет нас преследовать, а значит — мои дети окажутся в безопасности. Я готова на многое, лишь бы никогда не почувствовать тот липкий страх, когда дуло чьего-то черного автомата, упирается в тело моего ребенка.

Глава 38

Я проснулась очень рано. За окном еще было совсем темно. Но проснулась не оттого, что выспалась, а от ощущения того, что я не одна в палате. В утренней полутьме сразу же увидела нарушителя своего сна. Точнее, его голову, которая покоилась на его же руках, что он подложил под нее прямо сбоку от меня, на моей же кровати. Белявский спал сидя на табуретке, и практически упираясь макушкой своей твердокаменной головы мне в бедро.

А ведь я же просила его не приезжать. Но кого же подполковник послушает? Только себя самого. Как же иначе!

Где-то в глубине себя почувствовала сомнение и тут же безжалостно подавила порыв запустить свои пальцы в его немного вьющиеся, жесткие мужские волосы. Нет! Катерина, отставить! Никаких больше Константинов! На кону жизнь и здоровье твоих детей.

Все.

Пока не передумала, протянула здоровую руку к тумбочке, нащупала выключатель и решительно зажгла свет. Непрошеный гость тут же поднял свою упрямую голову, и посмотрел на меня. Не дрогнула даже, когда увидела океан беспокойства в его карих глазах.

— Катюша, — подполковник или как там его, схватил мое запястье, чуть подтянул к себе и окунулся жесткими губами в мою ладонь. — Катенька, — ударилось болезненное о мою кожу, — прошу, не прогоняй. Зайчонок мой… Прости, прости, прости меня, идиота, прости…

Тысячи горячих поцелуев обожгли мои пальцы, но я все равно, сквозь страдания, сквозь свою собственную боль, сквозь безумное желание бросить все и поддаться на его уговоры, все же выдернула ладонь из его рук и как можно более холодно сказала:

— Пожалуйста. Уходи.

— Нет, — мотнула большая голова, серьезно гладя мне в глаза.

— Уходи, — повторила ему упрямо.

— Нет, Катюша. Не пытайся меня прогонять. Я не уйду. Мы должны поговорить!