Только они успели одеться и вытащить шахматную доску, как прозвучал свисток. Мы вцепились в ремни, а марсиане присосались к полу и стенам. «Маргаритка» начала медленно вращаться вокруг продольной оси. Шахматные фигуры поползли по полу, потом по стене и по потолку: солнечное притяжение, конечно, удерживало их на той стороне, которая была обращена к Солнцу. Я увидел сквозь шлем сердитое, распаренное лицо Кли, который мрачно уставился на порхавшего вокруг него черного слона. Наверное, в шлеме раздавались самые смачные марсианские выражения…
— Осталось три с половиной часа, — прохрипел Мак-Нолти.
Четыре часа, о которых говорил нам шкипер, означали два часа приближения к Солнцу и два часа удаления от него. Поэтому, когда нам осталось два часа, мы были ближе всего к этой раскаленной печи. Это был момент наибольшей опасности.
Я этого момента не помню — я потерял сознание за двадцать минут до него и пришел в себя через полтора часа после. О том, что происходило за это время, я могу только догадываться, но стараюсь об этом думать как можно меньше. Солнце, пылавшее жаром свирепо, как глаз разъяренного тигра; корона, протянувшая свои языки к крохотному кораблю с полумертвыми существами, и в самом носу корабля, за совершенно бесполезными кварцевыми стеклами, одинокий Эл глядит и глядит на приближающийся ад…
Я, шатаясь, поднялся и тут же свалился, как мешок тряпья. Корабль больше не вращался, а несся вперёд, как обычно, и упал я просто от слабости. Чувствовал я себя препаршиво.
Марсиане уже пришли в себя — я знал, что они очнутся первыми. Один из них поставил меня на ноги и держал, пока я не начал хоть чуть-чуть владеть своими конечностями. Я заметил, что другой марсианин распростерся поверх лежавших без сознания Мак-Нолти и трех пассажиров. Он закрывал их своим телом от жара. И довольно успешно, потому что они очнулись вслед за ним.
С трудом добравшись до переговорной трубки, я вытащил затычку и дунул. Но сил у меня было так мало, что свистка не получилось. Только зря потратил воздух, а мне его и так не хватало. Целых три минуты я стоял, цепляясь за трубку, потом собрался с силами, еле расправил грудь и дунул изо всех сил. На другом конце послышался свисток. Но Эл не отвечал.
Я свистнул ещё несколько раз, но ответа не было. От частого дыхания у меня закружилась голова, и я опять свалился. В корабле жара была ещё страшная; я чувствовал, что высох, как мумия, которая миллион лет пролежала в пустыне.
Дверь открылась, и Кли Янг медленно, с трудом выполз наружу. На нем все ещё был шлем. Через пять минут он вернулся и сказал через диафрагму шлема: