Меншиков дернулся его догнать, но насмотревшийся на кровь царь махнул рукой, и Алексашка придержал коня. Компания поехала дальше, только царь больше не улыбался, а перед ним уже катилась молва:
— Антихрист идет, Антихрист…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что история, за немногими исключениями, — всего лишь сборник сказок, мало чем отличающихся от мифов Древней Греции или «Илиады» Гомера.
Почитайте любое письменное свидетельство далекой от нас эпохи. Сразу же возникает множество вопросов. Почему летописец рассказал о событии так, а не иначе? Хорошо ли он знал описываемый им факт или кое-что напутал, страдая старческим склерозом? Был ли он беспристрастен или оболгал князя, который накануне отказался выделить его монастырю дрова на зиму? Да и сам князь, мечтающий остаться в истории благодетелем Отечества, скорее всего, внимательно следил за творчеством своих «писарчуков», уничтожая компрометирующие его факты и выпячивая недостатки противников.
А потом на эти «ошибки» накладывались трактовки образов исторических личностей, принятые учеными в соответствии с собственным пониманием истории или требованиями современного им исторического момента.
После сидения в Троице все архивы Милославских и их сподвижников достались Нарышкиным, которые не отличались большой щепетильностью, когда дело касалось семейных интересов. Что из документов было истинным, а что сфальсифицированным? Где в показаниях, полученных под «гестаповскими» пытками, правда, а где оговор? Что правдивого рассказали Петру в Троице прибежавшие из Москвы стрельцы и бояре, а что измыслили, чтобы втереться ему в доверие? Ведь не секрет, что проще всего подольститься к негодяю, сказав, что вокруг него одни мерзавцы.
Кроме того, это непростое время стало предметом политических спекуляций потомков Петра, жаждущих доказать, что их предок занял трон по праву и принес много пользы Отечеству. Надо было убедить всех, что Нарышкины радели за интересы страны, стремились к ее процветанию, а Милославские оказались ужасными ретроградами. То, что Петр своими замашками напоминал кровожадного параноика Калигулу, скрывалось или упоминалось только мельком. Зачем акцентировать внимание на том, что он разорил страну, привел ее к демографической катастрофе и превратил в полицейское государство со страшнейшим крепостным правом. Как известный персонаж Салтыкова-Щедрина, он умел только «хватать и не пущать», а его хваленые демократизм и трудолюбие на поверку оказались дикими оргиями, пьянками, безграмотностью и навыками на уровне посредственного ремесленника.