— Как я вам, кажется, уже говорил, разведка это состязание умов, своего рода интеллектуальное фехтование, а не заурядная перестрелка, но вашими словами я все-таки доволен.
— И как скоро мне предстоит эта самая, как вы выразились, небольшая прогулка в сопредельную страну?
— Вам что, не терпится, ворошиловский стрелок? — спросил, хмыкнув Ляхов, разминая сигарету. — Сначала надо здесь закончить кое-какие дела, а потом уже эта поездка. Впрочем, она может состояться и скоро, если поступит распоряжение от начальства. Пора, однако, нам немного подкрепиться и горло слегка промочить.
— А что это за страна такая? — не отставал Вьюгин, хотя и пытался маскировать свою незаинтересованность равнодушием тона.
— Думаю, догадаетесь, если читаете газеты или хотя бы слушаете радио. Там, после завоевания этой страной независимости, бывшие герои освободительной борьбы разделились на два лагеря предположительно по этническому принципу. Это еще надо подтвердить и сообщить нашему руководству, которому все еще, кажется, невдомек, что пролетарский интернационализм в Африке как-то не приживается. Может быть потому, что здесь не было классических пролетариев, как их представлял себе Маркс, а дружба народов на Черном континенте вещь из области фантастики. Так вот, одну часть этих борцов за свободу склонна поддерживать наша страна и весь социалистический лагерь.
— И все прогрессивное человечество, — не удержался от дополнения Вьюгин, который уже устал от роли слушателя.
— Возможно, — сухо согласился Ляхов. — Но только, разве что, морально. Мы же начинаем помогать материально. А вот другую группировку поддерживают иные силы и мы об этом мало знаем. К сожалению, нашей агентуры там можно сказать пока нет. Вам придется разыскать там одного нужного нам человека. С руководством движения встречаются наши партаппаратчики и мы к этому отношения не имеем. Обмен приветственными речами в наш арсенал не входит. Нам надо знать истинное положение вещей.
— Абсолютная истина непостижима, — сказал Вьюгин, украдкой глядя на часы. Он считал, что разговор затянулся.
— Будем довольствоваться относительной, но как можно более достоверной, — согласился Ляхов, потянулся к телефонной трубке и набрал номер. Сделал это быстро: номера здесь состояли всего из пяти цифр.
А позвонил он в знакомый рыбный ресторанчик, который работал чуть ли не до утра и содержал его один мулат по фамилии Мэтьюз. Он был всего в квартале отсюда и через двенадцать минут им уже доставили по большому куску горячей рыбы с жареной в масле картошкой. Ляхов открыл новую бутылку московской водки (видимо, у него был некоторый доступ к запасам посольства) и они пили ее, разводя лимонным соком. Вьюгин уже не раз слышал объяснение Ляхова на тот счет, что “в тропиках русская манера пить требует решительной корректировки”.