В зале культурного центра работал кондиционер, явилось немало приглашенных, черных и белых, и после фильма Вьюгин, отведав наконец запретного плода, вышел из зала под весьма двойственным впечатлением от увиденного. Фильму он не очень поверил и решил, что книгу постарается прочесть, но фильм все же заставил его задуматься о тягостно-бестолковой судьбе его страны. В изображении русской жизни без “развесистой клюквы” не обошлось, что, видимо, объяснялось нехваткой знаний о реалиях и еще любовью к привычным стереотипам. Угнетающе действовали темные, почти черные тона многих кадров, но фильм по своему замыслу и не создавался для того, чтобы вызывать положительные эмоции и тем более создавать и поддерживать атмосферу бурлящего оптимизма. Египтянин Омар Шариф в роли русского врача, как ни странно, был достаточно убедителен. Вьюгин решил, что он вообще неплохой актер, хотя и допускал, что в нем самом просто говорит невзыскательность кинематографического вкуса.
Он тогда постарался незаметно улизнуть после просмотра, не вступая ни с кем в обмен мнениями, от чего он часто воздерживался, прикрываясь все той же древнеримской поговоркой о бесполезности споров по поводу различия во вкусах: de gustibus non disputandum, он даже намеренно, иронически при этом улыбаясь, приводил ее непременно на латыни, пряча свою полемическую несостоятельность под мнимой ученостью.
Но Вьюгина не собирались теперь оставить в покое. Вскоре последовало письменное приглашение принять участие в поездке для знакомства с местной фауной в ближайший к столице заповедник Майюмби.
Ляхов какое-то время задумчиво выпускал сигаретный дым в потолок и смотрел на него, словно искал в этих голубоватых извивах какой-то скрытый смысл, а потом заговорил:
— Если они вас, Вьюгин, наконец заметили, то уже не выпустят. Поэтому лучше поехать с ними и заодно полюбуетесь на дикую жизнь в этом самом заповеднике. Но смотрите в оба, хотя не думаю, что они решатся на какую-нибудь пакость.
— А если все-таки отказаться? — на всякий случай спросил Вьюгин.
— Они могут расценить это как проявление элементарного страха. А нам надо их изучать, а не бояться. В общем, желаю удачи.
Вьюгин тут же случайно придумал нечто вроде афоризма: “Поступают нехорошо по неведению, а вот зло творят уже сознательно”. Он не был уверен, что формула эта имеет отношение к факту приглашения его в эту поездку, и что само приглашение можно даже расценить, как любезность со стороны тех, кто ее устраивал.
Выехали рано, чтобы вернуться еще задолго до вечера. А с приближением темноты все посетители обязаны непременно покинуть заповедник, чтобы не вмешиваться в происходящий здесь процесс выживания сильнейшего и лучше к этому приспособленного, и не быть самому вовлеченному в него в качестве объекта чьих-то интересов с нежелательными для посетителя последствиями.