— Извини, я сразу не догадался.
— Как помочь, так вы, мальчишки, никогда не догадываетесь.
Ларин взял книги. Они были действительно очень тяжёлые.
— Куда их?
— Ко мне в комнату.
Соня Туманова шла впереди. Её длинная коса раскачивалась из стороны в сторону, Пётр едва поспевал за девочкой.
— У нас времени мало. У меня сейчас урок ботаники. Наталья Ивановна не любит, когда кто-нибудь опаздывает.
Они поднялись по лестнице. Девочка открыла дверь.
— Вот сюда, на стол. — Пётр положил книги. — Спасибо.
В Сониной комнате был точно такой же потолок, как и у него.
— Ты с кем живешь? — спросил Ларин.
— С Земфирой.
Над кроватью висела чёрная семиструнная гитара, украшенная шёлковым бантом.
— Она на гитаре играет?
— Ещё как! И танцует, поёт.
— Лучше тебя?
— Нет, у неё другие песни, свои, цыганские. Ой, пошли!
Прозвучал голос кукушки, причём прямо над головой, словно птица сидела на ветке, а мальчик с девочкой стояли под деревом. Они побежали по коридору.
— Всё, пока, до встречи, — махнула рукой Туманова.
Преображенская шла по коридору, держа в руках пучки трав.
— Здравствуй, Пётр, — улыбнулась она мальчику, который явно растерялся, не зная, куда податься. — Тебе вторая дверь налево.
В кабинете, закинув ногу за ногу, в мягком кожаном кресле сидел завуч Егор Вячеславович. Его лицо было сосредоточено, словно через минуту он должен будет появиться на ярко освещённой сцене студии и начнет вести телевизионную программу.
— Присаживайся, Ларин.
Мальчик устроился напротив учителя, огляделся по сторонам. Мягкий зелёный ковёр, бледно-зелёные стены и бледно-зелёный потолок.
— Теперь расскажи, как тебе удаётся видеть сквозь стены.
Ларин пожал плечами:
— Иногда это происходит ночью, когда я сплю. Потом открываю глаза и вижу.
— Что ты видишь?
— Стена становится прозрачной, как из стекла, но звуков никаких я не слышу.
— Научишься слышать и звуки. Дальше.
— А ещё это случается, когда я очень волнуюсь. У меня даже голова начинает кружиться, а перед глазами всё расплывается, словно по стёклам очков вода течёт.
— И что ты при этом чувствуешь?
— Слабость. Мне очень тяжело шевелиться, я даже руку поднять не могу.
— Как долго это длится?
— Не знаю… может, минуту, может, две, а иногда совсем быстро, и стена опять становится непрозрачной.
— Интересно, интересно… — дважды повторил завуч, извлекая из кармана пиджака маленькую записную книжку и авторучку с блестящим колпачком. Он открыл блокнотик и что-то быстро записал. — Попробуй увидеть, что происходит за стеной слева от тебя.
Ларин повернул голову. Почти минуту смотрел на стену, в ушах от напряжения раздалось дребезжание, звон. Но, как он ни старался, ничего не получилось.