За два дня Эдвард превращается в тень самого себя, становясь и бледнее, и злее, и грубее. При мне он пытается сдерживаться, но остается только посочувствовать тем, с кем с утра до вечера проводит в одном помещении…
На выходные я пытаюсь все исправить. Отговорив его от желания продолжать работать хотя бы во второй половине дня, буквально силком вытаскиваю из дома и веду на прогулку. К большому парку, к озеру, к прохладным фонтанам и маленьким сувенирным магазинчикам. Раньше мы покупали в них всякие безделушки, символизирующие силу двух сердец или их неразделимость, или, может быть, магнитики попугайчиков-неразлучников, парочку из которых — коллекция — до сих пор висят на нашем холодильнике.
Однако теперь на магазинчики Эдвард даже не оглядывается. Он честно, словно бы отбывает необходимый срок, обходит со мной небольшой круг между деревьями, десять минут посидев на скамейке и понаблюдав за утками в реке, а потом просит вернуться домой.
— Тебе надо отдохнуть, — несогласная, я качаю головой из стороны в сторону, пытаясь хоть немного его образумить.
— Я здесь не отдыхаю.
— А где ты отдохнешь? Пойдем туда, — призывно беру его за руку, демонстрируя, что согласна идти куда угодно. С такими темпами он сделает из себя зомби. Уже сделал.
— Белла, ситуация не располагает, — у него будто замогильный голос. Не только лицо, но и тембр осунулся. Мне уже страшно.
— Всех денег не заработаешь, — упорствую, вздохнув и чмокнув его в щеку, — пожалуйста, подумай хоть немного о себе, Эдвард. Сохрани себя для меня.
Он вымученно усмехается, обнимая меня за талию и зарывшись лицом в волосы. Мягкий весенний ветерок приятно играет на лице, а солнышко, проглядывающее сквозь кроны деревьев, пытается нам внушить, что все не так плохо. И я стараюсь ему поверить.
— Не утерять бы те деньги, что есть… если пойдет такими темпами, Белла, мы с тобой будем в этом парке жить.
— Что случилось?
Мое беспокойство располагает к откровению. Он сдается.
— Я недооценил Алесса, — нехотя признается Эдвард, опустив глаза. За эти дни на его лице больше морщинок, нежели в ночи самых страшных болей, — он действительно нас топит…
— Но ему же не удастся, — мягко напоминаю, пальцами проведя по едва заметной щетине, — ваше место на рынке — лидирующее. Ты сам так говорил. Не зашивайся, пожалуйста. Эдвард, пусть лучше прогорит компания, чем перегоришь ты.
— Спасибо за заботу, любовь моя, — он поворачивает голову, целуя меня в лоб, — я обещаю тебе, что это скоро кончится. Перегорит Алесс. Я его раздавлю.
— Сколько на это нужно времени? — меня передергивает. Волосы Эдварда потемнели и потускнели, кожа туго натянулась на лице и руках, показались вены на ладонях и парочку синеватых переплетений их русел возле висков, на шее. Инфаркты в тридцать два года редкое дело…, а инсульты? Кластерные боли как-то связаны с инсультами? О господи…