— Да. Винчестер висит на стене, патроны в столе.
Иду в кабинет, снимаю винчестер с крюков, набиваю патронами магазин. Англичанин лежит связанный и с кляпом во рту у камина с полуспущенными штанами, срезанные пуговицы валяются рядом. Встаю в дверном проеме, не дело оставлять противника за спиной, даже связанного. Кун вопросительно косится, говорю ему об этом. Медленно тянется время… Оппа, на лестнице черного хода слышны шаги, в дверь тихо стучат явно условным стуком. Кун подходит к двери, я откладываю винтовку, беру в руки револьвер и дирринджер. Кун вполголоса спрашивает и отпирает дверь. В переднюю заходят два рослых мужика лет тридцати. Несмотря на одежду, которую носит подавляющее большинство мужского населения Сан-Франциско и окрестностей, семитские черты лица не спрячешь. Теперь ясно, кто откомандировал жуликов скупать землю на Аляску, у кого Кун взял столько новых сотенных… из подполья слегка высунула уши, нет, пейсы, гы-гы, еврейская мафия.
Кун скороговоркой объясняет им ситуацию. Не говоря ни слова, евреи его выслушивают, один заходит в кабинет, шум бьющихся о пол ног и бритиш покидает этот мир. Потом они пару минут оценивающе разглядывают через щель в шторах карету, "быков" рядом с ней и снова выходят на черную лестницу. Через некоторое время проезжающая по улице карета останавливается, загораживая стоящую. Ненадолго. И уезжает. Следом за ней с места трогается карета боевиков. Но вожжи держит в руках другой возничий. На черной лестнице снова шаги, снова условный стук. Заходит Гао и снова те же два еврея. Молча выносят трупы на лестницу и дверь закрывается. И это все? Оперативно сработано! Очень чисто. На улице спокойствие и порядок, ни один прохожий не трехнулся, все обыденно шествуют по своим делам.
Гао приносит ведро с водй, снимает сюртук, засучивает рукава и идет мыть полы в кабинет. Кун с револьвером в руке, тяжело садится на его стул:
— Итак, Бэзил, вопрос решен, как вы пожелать. Они исчезли.
— Генри, такие вещи стоят немалых денег. Сколько?
— Тысяча долларз. Что дальше, Бэзил? Какой у вас план?
Отсчитываю десять банкнот, говорю самым искренним, насколько возможно, тоном:
— Честно говоря, Генри, сейчас только один план — найти баню, помыться и лечь спать, предварительно выпив виски.
Кун расслабленно обмякает на стуле:
— Да, Бэзил, вы прав. Серьезный дел сейчас обсуждать нет… я тоже не хотеть. Давайте завтра, после обед?
Не удержавшись, спрашиваю:
— Генри, почему вы почти сразу схватились за револьвер?
Кун, с неожиданно осунувшимся, постаревшим лицом, массируя пальцами себе виски, нехотя отвечает: