Ольге тоже надоело «выкать»:
– Умеешь растопить бабу, а понять ее не можешь? Ничего, это с возрастом придет.
– Оля, ты чего несешь? – растерялся Макс.
– Строил из себя невинного агнца, а сам… Бывалый ловелас? Взгляд в пол, восхищение, похожее на искреннее, букетики. И все ради того, чтоб затащить меня в койку? Или у тебя план грандиознее, влюбить в себя, а потом разбить сердце?
– А зачем мне это? – удивился Макс.
– Чтобы самоутвердиться.
– Да, не везло тебе с мужчинами…
– А тебе с женщинами?
– Не было у меня их.
– Да? На ком же ты целоваться учился? На кошках?
– У меня была девушка. Мы встречались два года, естественно, целовались. Но она блюла себя до свадьбы. И я полностью поддерживал ее в этом. У нас, знаешь ли, это норма, сохранять невинность до свадьбы.
– Но я-то уже, как говорится, с пробегом барышня, – зло заявила Ольга. – Меня, значит, можно… В койку?
Максимилиан молчал и долго смотрел на нее. Глаза в глаза. Оля не выдержала, отвела их и услышала:
– Дура ты, – прозвучало это без злости, а с грустью.
Сказав это, Макс подошел к окну, сорвал со створки куртку, сапоги взял в руки и выпрыгнул на улицу. Ольга смотрела, как он уходит, босой и раздетый, под проливным дождем. А когда яркое желтое пятно Пашиных сапог «акиаки» растворилось в темноте, рухнула на кровать и зарыдала.