— Что?
— Твой дядя нашел в десяти километрах отсюда большое озеро грязи, где по вечерам слышен невероятный концерт жаб и лягушек. Непонятно, что это, — стоны, хрипы, невероятный тарарам.
— Говорю, это групняк, что еще можно устраивать в такой час?
— Ты можешь разгуливать, где хочешь? — спросил Бен, кивнув через плечо на домик федералов.
— Ты что! Они круглые сутки начеку. Ночью я вижу, как у них горит ночник: пока один спит, другой смотрит телик или звонит жене, ругая меня последними словами, как будто это я заставил их сюда ехать.
— Сегодня они тебя не выпустят, они в ярости от того, что приехал Бен.
Фред, видимо, ждал этой фразы, чтобы подойти к своей жене, обнять ее, начать чмокать ее в шею, уверять, что она женщина его жизни.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я соглашусь на то, о чем ты собираешься меня попросить…
— Пожалуйста, Магги…
— Пошел ты к черту.
— Мне нужно побыть вдвоем с племянником, — попросил он ее по-французски. — Устрой им свой номер с хорошей итальянской кухней на оливковом масле, как у мамы, пусть хоть раз мне от этого будет польза.
Бен отошел, чтобы оставить их одних.
— С тех пор как мы во Франции, я не мог поговорить о своих прошлых делах ни с кем. Бен расскажет мне, что произошло после нашего отъезда, все, что скрывает от меня ФБР. Перед тобой он ничего не скажет, ты же знаешь, Ливия.
— Идите болтайте на веранду или в котельную.
— Здесь я все равно чувствую, что рядом те двое кретинов напротив, которые следят за нами, это как наваждение, иногда мне кажется, они установили микрофоны и подслушивают нас.
Она дала отвести себя к холодильнику, который Фред открыл, — словесный поток при этом не прекращался.
— Ты знаешь, как говорить с ними, они едят у тебя с руки. Чем хуже они считают меня, тем лучше в их глазах ты, ты — единственная женщина, которая о них заботится на континенте.
Несмотря на коварство мужа, Магги чувствовала, как ее решимость мало-помалу ослабевает при мысли о двух сыщиках, одиноких, отрезанных от мира по вине семьи Манцони.
— Заодно избавимся от объедков. Баклажаны в бальзамическом уксусе стоят третий день, пармезан засох, сфольятелли крошатся, и главное, унеси ты остатки поленты, ее два раза в неделю не едят, — таково правило.
— Когда мне было двадцать лет и я была в тебя влюблена, я все равно не поддавалась на такие штучки. С чего бы мне дать провести себя сейчас?
— Мы всего на час выйдем.
Если бы ее спросили, Магги ответила бы, что давно не любит своего мужа. Она бы непременно добавила, что иногда представляет себе, как начинает новую жизнь без него. И все равно она не могла объяснить себе, как ему еще удается так ее забавлять, так же как она не могла понять, почему ей как будто чего-то не хватает, когда он далеко от дома.