Анна Викторовна, наблюдавшая за Воронцовым из-под полуприкрытых век, спросила:
– Что вы пишете?
– Письмо.
– Зачем вы делаете это?
– Я знаю, зачем я это делаю.
– Я смотрела на ваше лицо. Вы унижали себя и очень жалели, но вы совсем не верили тому, что писали. Вы играли сейчас, Дмитрий, как актер, который не верит пьесе. Женщина, которой вы адресуете это, не поймет вас. Мужчины не меняются, меняются лишь женщины, которые проходят через горе… Или через счастье. И если женщина изменится, ей будет, не обижайтесь, смешно читать экзерсисы своего прежнего возлюбленного… Вас может примирить с ней лишь поступок…
– Какой?
– Не знаю… Вам, наверное, очень хотелось бы снова быть раненым, лежать при смерти, но так, чтобы на этот раз она увидела все это и пришла к вам, но если бы она пришла, вы бы неминуемо обидели ее.
– То, что вы сказали, относится к разряду беллетристики.
– Может быть, – безучастно согласилась Анна Викторовна.
– Отчего вы так легко соглашаетесь с тем, что я говорю?
– Я люблю вас…
– Перестаньте.
Она покачала головой:
– Это не должно вам мешать: если вам понравится какая-нибудь женщина, я стану домогаться у нее любви – для вас.
– Вы не можете любить, оттого что вы шлюха.
– Только шлюха и может любить…
Воронцов поднялся из-за стола и вышел в соседнюю комнату: на печке спал Олег – божий человек, а Крутов сидел возле окна и раскладывал пасьянс.
– Как Олег? – спросил Воронцов.
– Я дал ему соды…
– Изжога?
– Нет, сода помогает организму справиться с алкогольным отравлением.
– Завтра оклемается?
– Прекрасное слово «оклемается». Вы сами из пьющих?
– Из.
– А я исключил алкоголь из употребления, как только почувствовал утром необходимость поправиться махонькой. Дед говорит: «Играй – не отыгрывайся, пей – не похмеляйся». А деды всегда умнее, хотя мы по молодости считаем их склеротическими мумиями.
– А вам дед никаких философских суррогатов по поводу «времени» не оставлял?
– Оставлял. Советовал «поспешать с промедлением».
– А вот Толстой, наоборот, утверждал: в минуту нерешительности действуй быстро и старайся сделать первый шаг, хотя бы и лишний.
– А что нам делать без Олега?
– Где три ваших верных человека?
– ЧК свирепствует, да и милиция сейчас не та, что раньше. Я людей соберу, только вот Фаддейки третий день нет, а вы сказывали, что он обещал подъехать.
– Фаддейка тоже вправе спасаться от ЧК, – ответил Воронцов. – Наш уговор с ним был тверд.
– Он знал детали вашего плана?
– Те, которые ему полагалось, – знал.
– А я в полнейшем неведении, – мягко улыбнулся Крутов, – и мне так работать трудно…
– Может быть, поэтому ваших людей до сих пор нет?