Рассказывает, а сама смеётся.
Видно что-то вспоминает из личного опыта. Да и ладно, мне бы просто развеяться.
Деньги я ей на карточку перекинул, она и не возражала. Ей есть куда свой заработок тратить, а мне то куда? А скопилась на карточке у меня, уже серьёзная сумма. Яковлевичу попросил конину приличную купить. Своему лечащему — мартини, но настоящий, а не подделку. Тоже в копеечку выйдет. Марочное вино — для нас, причём, грузинское, которое очень Сталин любил. И совсем, между прочим, не Кинзмараули.
Что я чувствовал, когда мне о моей выписке сказали? Точно не расстроился, просто понял, что пора тихой жизни закончилась. И теперь кидаюсь в жерло подросткового общества, что ещё тот вулкан. А уж Комсомольск…
Суки, ведь из Хабаровска перевозить собрались, а учитывая, что сам я в поезд никак сесть не смогу, опять на машине по тому злосчастному шоссе повезут. Что-то гложут меня смутные предчувствия, что могу не пережить я эту поездку, ведь организацией моей переброски в Комсомольск занимаются, как раз, родственнички, будь они неладны!
Надо подумать. Может, попросить Марину, чтобы она за деньги сама меня до Комсомольска отвезла? А что? Штуку вечно зелёных пообещаю — и всё, а тут и делов — четыре — пять часов по трассе, и на месте. Деньги есть, но надо бы подумать, хотя мысль явно здравая.
В палате у меня шесть коек, четыре из которых сейчас пустуют, да и мой сосед, дедок, по вечерам домой сматывается. В общем, вся огромная палата на всю ночь в моём полном распоряжении. Эх, был бы я ходячим, думаю, уже договорился бы с кем-нибудь о предоставлении особых услуг Вип клиентам! Есть тут две смазливенькие молоденькие медсестрички. Тоже на дежурства заступают.
— Чего на ужин опаздываешь? Тебя искали, кстати. — Проворчал старикашка.
Это были первые слова за весь день, с которыми ко мне обратился противный старец.
Где-то до пенсии на северах чалился, как на тюремной шконке, а потом и по работе на шахте. Тёртый калач. Наглый и с претензиями на лидерство. К тому же, кому не в кайф получить шестёрку, которая за тобой ухаживает. Только обломилось ему. Послал, причём в первый же вечер и почти первыми же словами, которыми мы с ним обменялись.
А через пару дней, когда эта падла поняла, что у меня и денежки водятся, потребовал проставу сделать — стол, поляну в палате выставить. У него дружок собутыльник в соседней палате чалится. Но опять не по адресу обратились, о чем я им, не стесняясь в выражениях, и поведал.
Повозмущались. Кричали, что слишком наглые пошли нынче молодые щенки, вот в их время уважали старость!