И тут Геннадий потёк. махнул рукой накатившую слезу и приобнял меня.
— Ты сам себя береги. Завтра к десяти чтобы был готов! Пойдёшь у меня первым. Все документы уже готовы. Как и просила Зинаида Степановна, я прописал необходимость твоего повторного обследования. К осени я буду уже тут начальником отделения, так что, — он посмотрел в сторону Марины, — отдельная палата на время твоего пребывания у нас в гостях тебе обеспечена. Я тебе это обещаю. И выздоравливай!
Он прижал меня к себе к груди и прошептал на ушко:
— Марину я не заберу. Ей надо как следует отдохнуть, а в случае чего сами управимся.
Потом отстранился и, посмотрев на меня, улыбаясь и одними губами показал:
— Не упускай момент!
Подмигнул, и уже Оксане…
— Пошли?
Та кивнула. Улыбнулась мне.
— Не болей больше.
Щелкнул замок, дверь закрылась, и мы с Мариной остались одни.
Приемник надрывается голосом Пьехи: «в нашем доме поселился замечательный сосед!»
Я молча закрыл дверь на ключ, немного в сторону убрал настольную лампу, подошёл к импровизированному столу и присел рядом с Мариной. Она, молча, только как-то уж больно тяжело вздохнув, прижалась ко мне бочком и положила мне голову на плечо.
— Сорвалась сегодня. Никогда такого не было, а тут… — она опять тяжко вздохнула, хорошо хоть не всхлипывает уже в немом плаче, — надо в отпуск, или увольняться к чертям! Устала. Да и загоняли сегодня, ноги гудят, поясница не гнётся. Вся какая-то разбитая. Вымотал меня этот случай и девчонка почти копия моей Сашки. Как же страшно то!
Я, промолчал, взял по новой бутылку и налил бокалы почти до краёв.
— Давай, за жизнь! — предложил я.
— За жизнь? — она посмотрела мне в глаза.
Хороша, только немного осунулось лицо — морщинки стали заметнее, глаза красные, нос припух немного, но милый овал, улыбка печально-мечтательная, и этот запах от неё — состоявшейся женщины. У каждого есть предпочтения, в том числе и в запахах, но тот, что от неё идёт, даже запах пота, очень на меня возбуждающе действует.
— А, давай! За жизнь! — улыбнулась она, а по приёмнику Любэ крутят, с их шлягером. «Давай за жизнь…», во как попало то! Выпили молча. Её не смущает, что пьёт вино с несовершеннолетним. Меня не смущают ее почти голые коленки, и что она своей большой грудью буквально вжалась мне под бочок. Я аккуратно приобнял её за талию. Помолчали.
— Грустно очень. Я так ждала этого дежурства, — улыбнулась она, — а тут вся разбитая, словно под каток попала, асфальто-укладочный.
Она устало улыбается. И тут меня осенило!
— А давай я тебе массаж сделаю расслабляющий! Вначале ножки, а потом и поясницу разотру. — Предложил я. Предложение, если честно, так себе — ночь, полумрак, двое, мужчина и женщина, и всё, как обычно, начинается у не слишком знакомых людей с массажа, а потом, под действием алкоголя, и на более серьёзное потянет.