Тысячную купюру до поры забрала себе Антонова — в ее кресле имелся кармашек, куда ту было удобно положить, не помяв — «десятку» же я предпочел держать наготове.
Несмотря на будний день, народу на Красной Площади и в ее окрестностях было — едва протолкнуться, но «Машино» социальное такси, завернув с набережной на Васильевский спуск, высадило нас у самого Собора Василия Блаженного (как я понял, обычным автомобилям подъезд сюда был запрещен), так что пройти нам оставалось уже всего ничего. И вот, деликатно оттеснив группку галдящих туристов – не то испанцев, не то итальянцев – мы оказались аккурат перед памятником, изображенным на десятирублевой «Деникинской» банкноте.
– «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россiя», – прочла вслух надпись на постаменте Вика. — «Ль…» — запнулась она, не разобрав непонятную старинную букву. — Видимо, «лета 1818», – все же справилась с задачей моя сестрица. – Странно… Я же сама вчера читала: памятник не летом поставили, а в конце зимы!
— В то время слово «лето» означало «год», — пояснил я.
— А, тогда понятно, -- кивнула девочка. – Ну что, будешь дверь искать? – с любопытством посмотрела она на меня.
– Ну да, – кивнул я.
– О, а я, кажется, уже что-то нашла! – заявила внезапно Маша.
– Ты? – непонимающе обернулся я к Антоновой. – Каким образом?
– Что? Что ты нашла? Расскажи! – запрыгав от нетерпения на месте, тут же пристала к ней и Вика.
– Думаю, ответ на загадку Дэйсьюк-сана, – заявила девушка. – Помните, про цифры? Один – восемь – один – восемь. И одна из них, вроде как – ошибочная. Смотрите! – указала она нам рукой на надпись на пьедестале.
– Ты имеешь в виду, 1818-й год? – понял ее Пашка. – И где же ошибка?
– Внимательнее смотрите! Вторая восьмерка.
Я пригляделся. И в самом деле: рядом с последней цифрой года на граните отчетливо виднелся след исправления: словно раньше там была «семерка», но ее почему-то отодрали, заменив на «восьмерку».
– Точно! – хмыкнул Иванов. – Даже расстояние от «единички» разное! То есть правильная цифра – «7»? Как там было? «Восьмые врата»? А на самом деле, значит, седьмые?
– Думаю, да, – кивнула Маша.
– И это вот так прям висит в открытую, у всех на глазах? – недоверчиво покачал головой я.
– Ну, исходную-то формулу, один-восемь-один-восемь – точнее, к чему она применима – отсюда не вычислишь, – заметила Антонова.
– К чему она применима, мы и сами пока не знаем, – бросил Пашка.
– Наверняка, к Царь-колоколу. «Когда придет пора бить в колокол», – не согласился с ним я, процитировав Дэйсьюк-сана.
– «Черед», – поправила меня Маша. – «Придет черед», а не «пора». В остальном – поддерживаю.