Я же на то сопела, носом в плечо его уткнувшись. Он меня по голове погладил, вздохнул.
— Ты бы ей хоть имя дала, Тиана.
— Кому? — спросила я, заглядывая ему в глаза.
— Крысе своей. Она бедная все за тобой носится, а ты ей ни слова доброго, ни сухаря. Я бы обиделся уже.
Я же на то улыбнулась широко.
— Пусть Крысой и будет.
— Назовешь то его как? Сорок дней прошло, пора уже. — спросил меня муж, наклоняясь над спящим малышом.
— Ты отец, тебе и имя давать.
— Дайко будет. — сказал немного подумав.
— Хорошее имя. — улыбнулась на то.
Я качнула колыбельку с малышом. Еще и сама не верила, что закончилось все. И муки родовые и потуги и страх. Дите Альвар сам принимал. Да если бы и хотел иначе, то где здесь людей взять. Муж мой меня послушал. И жили мы теперь в лесу так далеко, что и человеческая нога не ступала. Маленький домик построил к концу лета, место для грядок разбил. Родник расчистил. А в средине первого месяца осени Года Белого Дракона я родила сына.
— Идем, спит уже. — сказал, меня за руку беря.
Вышли из дома. На солнце лежали Буран с Крысой. Меня увидела плутовка, подскочила, по ноге на плечо взобралась, я же хмыкнула на то, сухарь из кармана вынимая. Она же цапнула и опять сбежала.
— Знаешь, что теперь твой дар еще сильней станет? — спросил Альвар.
— Знаю.
С тех пор, как мы вдали от людей оказались, он меня учить всему взялся. Обрядам старинным и заклятьям, заговорам. И если обряды он и так проводить мог, то для остального сила колдовская нужна была. Потому и заговаривала я дом от плесени, от злых духов, от пожара. Сама заговаривала.
— Садись, — потянул он меня на бревно, что под домом лежало. — Закрой глаза. Представь, где бы оказаться хотела, и меня вместе с собой представь.
Я послушалась. Представила дом, где мать с Дайко живут. Мать увидела, возле печи с рогачом, Дайко конька вырезающий на лавке сидит. Малько тоже что-то мастерить пытается. Даже улыбнулась, увидев лица родные. Грустно стало. Так обнять захотелось, к матери прижаться.
— А теперь силу отпусти, да потяни нас туда.
Сделала и это, и очутились мы посреди дома Дайкового. Мать от неожиданности и рогач выпустила и сама на лавку села, Дайко же так и замер на месте. Только Малько не растерялся, бросился ко мне обниматься:
— Крыска, — кричит. — Вернулась.
— Тихо ты. О том никто знать не должен.
Альвар же к Дайко подошел, поздоровался, руку пожал. А я все на мать смотрела. Постарела, поседела, осунулась. А у самой слезы на глазах.
— В могилу меня сведешь, Крыска, — сказала тихо.
Я же разрыдалась, бросилась к ней, обняла крепко.