Глядя на юную мать, Мегрэ ощутил, как у него появляется смутное предчувствие, но чего — он пока не мог понять.
Алина молча и с недоумением смотрела на него, и по этому взгляду невозможно было понять, дошли ли до нее слова комиссара.
— Вы ведь дочка Гассена? — спросил Мегрэ лишь для того, чтобы как-то прервать паузу.
— Да.
Вновь повисла пауза. Алина смотрела на комиссара, терпеливо ожидая следующего вопроса.
— Я из уголовной полиции, комиссар Мегрэ, расследую дело о покушении на господина Дюкро. Мне нужно с вами поговорить.
— Садитесь, пожалуйста.
Мегрэ поблагодарил и опустился на старый рассохшийся табурет, что стоял под иллюминатором. Табурет заскрипел под ним, громко жалуясь на свою судьбу. Алина осталась стоять.
— Мне очень неловко беспокоить вас в такую минуту, — продолжал комиссар, — но все же, поскольку вы были здесь во время позавчерашних событий, я хотел бы спросить, не приходил ли кто-нибудь тогда к вам на баржу? Вечером? Например, Эмиль Дюкро?
— Да.
Такого ответа Мегрэ никак не ожидал и даже усомнился, поняла ли она вопрос.
Вообще, многое в этом юном создании было неожиданно. Во-первых, Алина оказалась совсем не такой худенькой и хрупкой, какой почудилась Мегрэ из окна Дюкро. Перед ним стояла плотно сбитая женщина с правильными чертами лица, казавшегося особенно ярким в обрамлении светлых льняных волос. Но ее голос совсем не вязался с внешностью — совершенно детский, чуть надломленный голосок. Да и держалась Алина как послушный ребенок, когда с ним разговаривает взрослый.
— Вы уверены, что Дюкро приходил сюда именно в тот вечер?
— Я ему не открыла.
— А на палубу он поднимался?
— Да. Он покричал. Но я уже собиралась ложиться спать.
— В котором часу это было?
— Не знаю.
— Перед тем, как ваш отец упал в воду? Или много раньше?
— Не знаю.
В голосе Алины слышалось нараставшее волнение.
Женщина временами поглядывала на ступеньки трапа, точно ждала, что по ним спустится отец и защитит ее от вопросов комиссара.
— Вы хорошо знаете Дюкро?
— Да.
Она наконец сдвинулась с места, подошла к буфету, открыла дверку, посмотрела на ряды жестяных банок и снова закрыла; взяла кастрюлю с начищенной картошкой, поставила ее на конфорку и замерла в задумчивости. Потом, так и не разведя огонь в печке, вернулась на прежнее место и стала терпеливо ждать, что комиссар спросит еще.
Мегрэ, следившего за каждым ее движением, вдруг осенило, что эта женщина не совсем обычна. Ненормальности он в ней не находил, но понял, что она в некотором роде отгорожена от внешнего мира и воспринимает его не совсем так, как должна была бы в этом возрасте и положении. Неожиданно у него возникло чувство сродни желанию защитить, уберечь. До него дошло, что он разговаривает с маленькой девочкой, физически развившейся во взрослую женщину, но умом оставшейся на уровне ребенка. Все — интонации голоса, мимика, жесты, робкий, то доверчивый, то испуганный взгляд — выдавало это.