— Гассен никогда меня не убьет, — заверил его Дюкро.
— Почему?
— Потому!
И, переменив тон, добавил:
— Не хотите ли завтра пообедать у меня на даче в Самуа?
— Посмотрим. Во всяком случае, спасибо.
Дюкро ушел со своим пистолетом и пристежным воротничком, натиравшим ему шею. Мегрэ очень устал.
Вдруг он вспомнил, что обещал позвонить жене, приедет ли он на воскресенье, но все-таки сначала отправился в местный комиссариат — там, по крайней мере, прохладно. Комиссар ушел завтракать, но его помощник охотно сообщил Мегрэ новости.
— Ваш задержанный в камере. Вот все, что было у него в карманах.
Вещи лежали на развернутом листе газеты: дешевый револьвер, пенковая трубка, красный резиновый кисет с табаком, носовой платок с синей каемкой и затрепанный порыжевший бумажник. Мегрэ повертел его в руках.
Бумажник был почти пуст. В боковом отделении лежали документы на «Золотое руно» и путевой лист с подписями смотрителей шлюзов. В других — немного денег и две фотографии, женщины и мужчины.
Фото женщины было по меньшей мере двадцатилетней давности; в свое время снимок плохо закрепили, и он сильно поблек, но и сейчас на нем можно было различить худощавое молодое лицо. Женщина слегка улыбалась, и улыбка ее напоминала улыбку Алины.
Это была жена Гассена, которой хрупкое здоровье придавало болезненную томность, почему обитатели грубого мира речников, естественно, видели в ней существо деликатное. Спавший с ней Дюкро — тоже. Где они встречались? На борту «Золотого руна», пока Гассен надирался в кабаках? Или в низкопробных меблерашках?
На втором фото был Жан Дюкро, тот самый, кого только что похоронили. Обычный любительский снимок: парень в белых брюках на палубе баржи. На обороте его рукой написано: «Моему маленькому другу Алине, которая когда-нибудь сумеет это прочесть, от ее большого друга Жана».
И вот он мертв! Повесился!
— Такие, значит, дела, — заключил Мегрэ.
— Нашли что-нибудь?
— Только мертвецов, — бросил Мегрэ и открыл дверь камеры.
— Ну как, папаша Гассен?
Сидевший на скамье старик встал; башмаки без шнурков чуть не свалились у него с ног, пристежной воротничок без галстука был расстегнут. Мегрэ хмуро посмотрел на него и позвал помощника.
— Кто это распорядился?
— Но вы же знаете, так обычно делается…
— Верните ему шнурки и галстук.
Несчастный старик чувствовал себя глубоко оскорбленным и униженным.
— Садитесь, Гассен. Вот все ваши вещи, кроме револьвера, разумеется. Исполнили свой обет? В голове прояснилось?
Комиссар сел напротив и уперся локтями в колени, а старик, согнувшись пополам, стал вдевать в ботинки шнурки.