Люди – мастера закрывать глаза на правду, в этом им просто нет равных. Будучи домашним котом, я хорошо в них разбираюсь и мог бы немало об этом порассказать! Ведь на самом-то деле ночь вовсе не была тихой и никаким покоем в нашей гостиной даже не пахло. Печально! Я-то как раз предпочел бы тишину и покой! Но вместо них в доме царил оглушительный шум: две блок-флейты вели скорее не дуэт, а поединок, и все это венчалось невыносимо фальшивым пением. У меня просто усы стояли дыбом! И это с моим-то тонким слухом! Для породистого кота, каковым я и являюсь, это было уже слишком. Я спрыгнул с дивана и ретировался в дальний угол в надежде, что люди вскоре осознают весь ужас происходящего и положат шуму конец.
К сожалению, из всех присутствующих, кажется, лишь мне одному было очевидно, как нестерпимо плохо это звучало, потому что мой сосед по квартире, профессор Вернер Хагедорн, сидел вместе с гостями на диване и благосклонно внимал этой какофонии. Похоже, ему нравилось. Правда, дело могло быть в том, что он немного переборщил с так называемым глинтвейном – у людей этот напиток довольно быстро вызывает румянец на щеках и снижает критичность восприятия.
Его мать, госпожа Хагедорн, тоже выглядела счастливой. Когда блок-флейты наконец-то прекратили издавать истошные звуки и певица тоже умолкла, госпожа Хагедорн встала с дивана и захлопала в ладоши:
– Шарлотта, Константин! Какие же вы молодцы!
Девочка и мальчик, которые только что изо всех сил старались передудеть друг друга на флейте, повернулись к ней и поклонились, демонстрируя примерное поведение.
– Беата, ты поешь ну просто волшебно! – продолжила ворковать она. – Так звонко, милая, так звонко!
Ну, тут все ясно. Госпоже Хагедорн срочно нужен слуховой аппарат. Других объяснений ее восторга быть не может. По крайней мере, что касается Беаты. Шарлотта и Константин – особый случай. Она ведь доводится им бабушкой, а за много лет в роли домашнего питомца я усвоил: бабушек приводит в восторг абсолютно все, что делают их внуки. Константин – это сын Роланда и Беаты, то есть младшего брата Вернера и его вредной жены. А Шарлотта – дочь старшей сестры Вернера Симоны, которая, к счастью, не поет, но зато много молится, поскольку служит пастором. Может, ей следует как-нибудь помолиться, чтобы Беата никогда больше не пела, по крайней мере у нас в гостях. Вот же кошачий лоток!
В общем, у людей, живущих тут вместе со мной и Вернером – и, в виде исключения, не лишенных музыкального слуха, – были веские причины смыться. Экономка Вернера Анна на выходные уехала куда-то со своей матерью, а ее тринадцатилетняя дочь Кира, моя лучшая подруга-человек, нашла убежище в гостях у своей школьной подруги Паули. Весьма предусмотрительно!