— Скорее надеждой, — кесарь обнял меня, заглянул в мои глаза и хрипло спросил: — «Любовь, что рождается из страха и ненависти»?
Судорожно вздохнув, встретила его взгляд и честно ответила:
— Страх остаться без тебя, ненависть к самой себе за эту слабость.
Он улыбнулся, с болью которую даже не стал скрывать, а я глядя в его ледяные глаза, призналась в том, в чем не хотелось признаваться даже самой себе:
— Я не знаю, как жить без тебя, — прошептала, с трудом сдерживая слезы. — Я, несомненно, справлюсь, со всеми и всем, я переживу даже Акъяра и его власть надо мной, кратковременную власть, тут ты прав, ведь я сильнее, и ты научил никогда не сдаваться, но, мой кесарь, проблема в том, что я не хочу жить без тебя. Не хочу. Не хочу просыпаться, и знать, что тебя нет… Не хочу смотреть в небо Сатарэна, и видеть, что даже в нем светят два светила, а я совершенно одна. Ты мне нужен… хотя бы для ненависти.
Кесарь усмехнулся и хрипло произнес:
— Оригинальное признание в чувствах, нежная моя.
— Какие чувства, такое и признание! — парировала я.
Усмешка стала улыбкой с оттенком горечи.
Я мрачно добавила:
— И у меня нет желания спать с Акъяром. Пусть даже временно.
Кесарь, прекратив улыбаться, вдруг холодно спросил:
— А со мной?
Опустив взгляд, я несколько секунд смотрела на его мокрую после моих объятий рубашку, затем посмотрела в глаза супруга и тихо ответила:
— Я не хочу быть игрушкой. Женой, императрицей, союзником, той кто никогда не предаст и не ударит в спину… скорее кинжал из спины вытащит в очередной раз, но не игрушкой.
Скривившись, Араэден поинтересовался:
— Когда ты прекратишь напоминать мне о том злосчастном кинжале, нежная моя?
— Даже не знаю, мой кесарь, вероятно, когда вы прекратите увлекаться излишней жертвенностью, которая вам в принципе не свойственна по идее!
Ледяные глаза медленно прищурились.
Несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга.
— Семейная жизнь предполагает интимные отношения, нежная моя, — вкрадчиво сообщил кесарь.
— Я не понимаю, — откровенно возмутилась, — это что, краеугольный камень вашего принятия решения «жить или не жить»?
Глаза сидящего напротив меня мужчины прищурились еще сильнее. Лед, о в них было безумное количество льда, который едва ли когда-то растает в принципе, как мне казалось… но я упустила то мгновение, когда лед превратился в пламя! Рывок и прикосновение к моим губам, не отстраненное и умелое, как было когда-то в Праере, о нет, кесарь отшвырнул прочь весь свой опыт, не лаская расчетливо и взвешенно, а сжигая без жалости, сдержанности и барьеров. Я вскрикнула, инстинктивно дернувшись, и пламя превратилось в яростный огонь, сжигая все на своем пути — мое сопротивление, одежду, холод каменного пола, на котором я оказалась. Оно все еще существовало какой-то краткий миг, а потом исчезло, растворившись в обжигающих поцелуях, сильных прикосновениях, срывающемся дыхании и чувстве собственной хрупкости и слабости в руках кесаря.