— Ваша ванна, пресветлая императрица, — произнесла одна из рабынь.
Я выставила их, сама разделась, наконец, избавляясь от мокрой ткани, забралась в воду, сполоснула волосы и устроившись в воде, покрытой пеной, взяла бокал и попросила:
— Продолжай, пожалуйста.
Сатарэн продолжил — на переговорах Элионей и Динар спорили уже о том, какое количество моих ног допустимо демонстрировать народу, бой за ширмочку, как я понимаю, бывший правитель Далларии проиграл. Выпила за это, и попросила показать Свободные острова.
На островах все было замечательно – гномы сурово руководили восстановлением городов, народ трудился, лорд Альрис всеми командовал, на моем столе в башне высились такие же башни из документов, отчетов, прошений и прочего, что требовало моей подписи как минимум, а как максимум внимания.
Я же погрузившись в воду с пеной, медленно потягивала вызывающее почему-то горечь и тошноту вино и чувствовала безумное желание сжать колени, только бы не ощущать, не вспоминать, не помнить… Катриона, ты ведь не ханжа. Никогда не была ею, и всегда отчетливо знала, что у жизни, деловой и чопорной существует совершенно иная сторона. Та, в которую с упоением погружался мой отец, совращая очередную старлетку королевского театра, та, в которой себе не отказывала никогда Лора — мне было всего пятнадцать, когда сестричка уже издевательски посвящала меня в тонкости интимной жизни и в детали переживания той высшей степени наслаждения, которая «почти как смерть, только ты летишь». О чем я думала тогда, выслушивая все это? О пирожных нашего повара, все мое наслаждение заключалось в этих пирожных. Тогда. Потом пришло иное — головокружительное ощущение победы в политических дебатах, вкус власти, пьянящий и дерзкий, еще бы мне не гордиться — под моим управлением Оитлон начал процветать. Под моим управлением Оитлон отбил принадлежащие нам ранее территории, и я, страшная, толстая, уродливая девчонка, совершенно менялась, стоило выйти с речью перед айсирами. Сначала было так страшно, до тошноты, меня рвало перед каждым заседанием Альянса Прайды, меня трясло, едва я входила в ложу Оитлона, но стоило спуститься вниз — все отступало. И я становилась собой — сильной, уверенной, получающей истинное удовольствие от каждой победы, неизменно добивающейся каждой победы. Тогда я гордилась собой… О как же я гордилась собой… только очень нервировал кесарь, он практически неизменно присутствовал при каждом моем выступлении, и неизменно становился свидетелем каждой из моих побед. Наслаждался тем, каких успехов добивается его личная игрушка?!