В этот день ни доктору Димсдейлу, ни другим приезжим не пришлось бы спрашивать дорогу к университету, так как вопли и крики, доносившиеся из этого обычно столь солидного здания, были слышны повсюду от Принсис-стрит до Ньюингтона. Перед воротами собралась густая толпа горожан, которые заглядывали сквозь решетку в большой двор и немало развлекались, наблюдая за выходками веселой молодежи. Студенты с более мирными склонностями оставались под аркой и быстро расступились, давая дорогу новоприбывшим, так как и Гарруэй и Димсдейл, известные атлеты, пользовались среди своих товарищей куда большим уважением, чем те, кто пожинал лавры на поприще науки.
Широкий квадратный двор и все выходящие на него террасы и балконы были заполнены возбужденными толпами студентов. Тут собрались все значившиеся в списках университета три с лишним тысячи избирателей, но шум, который они поднимали, сделал бы честь и девятитысячной толпе. Это людское море непрерывно двигалось и колыхалось. Порой какой-нибудь оратор взбирался на плечи своих товарищей, но тут же общее движение увлекало тех, кто служил ему трибуной, и он летел вниз, а в другом углу двора над головами вскоре возникал новый любитель красноречия. Стоило назвать фамилию одного из кандидатов, как раздавался восторженный рев, перебиваемый не менее оглушительными воплями протеста. Счастливчики, устроившиеся на балконах, метали в толпу у своих ног всевозможные снаряды — горошины, яйца и картофелины, а также мешочки с мукой и серой. Те, кто подвергался этому обстрелу, не оставались в долгу, если только им удавалось выбраться на простор и хорошенько размахнуться. Мечты доктора об академическом благолепии и ученых беседах чинных студентов рассеялись, как дым, пока он созерцал это буйство. И все же, несмотря на свои пятьдесят лет, он хохотал, как мальчишка, наблюдая за смелыми проказами молодых политиков, и оценивая ущерб, который терпели сюртуки и куртки от сыпавшегося с балконов странного града.
Самая густая и шумная толпа собралась перед входом в аудиторию, где в это время происходил подсчет голосов. Результаты выборов предстояло огласить в час дня, и по мере того, как большая стрелка башенных часов подходила к цифре двенадцать, во дворе воцарилась напряженная тишина. Хрипло пробили куранты, двери распахнулись, кучка людей бросилась в толпу, и вокруг них закружился людской водоворот. В центре его происходила отчаянная борьба, и вся эта людская масса перекатывалась из стороны в сторону. Несколько минут охваченные возбуждением бойцы сражались, не слишком понимая, за что и почему. Затем над головами буянов возник угол большого плаката, на котором можно было прочесть слово «либералы», написанное огромными буквами; однако выше поднять плакат не удалось, он вновь исчез в толпе, и сражение закипело с еще большей силой. Затем плакат опять взмыл над дерущимися (на этот раз другой его угол), неся на себе слово «большинством», и вновь мгновенно исчез. Однако и этих слов было достаточно, чтобы показать, кому досталась победа, и над двором загремели торжествующие крики, шляпы реяли в воздухе, трости и палки барабанили по камням. Тем временем схватка вокруг плаката все ширилась, потому что на помощь сражавшимся бросались все новые приверженцы. Какой-то либерал гигантского роста завладел плакатом и поднял его как мог выше, так что все во дворе успели прочесть: