- От Ханрахана, - ответил я упавшим голосом.
- Ханрахана, а?
Он посмотрел на низ каждой страницы. Он посмотрел вначале.
Я взял листки и написал на каждой странице: "Ханрахан, главный инспектор. Подписан Санчес, инспектор первого класса."
Теперь Кемелман был готов. В случае каких-либо недоразумений, ему достаточно было показать мою подпись. А неприятности конечно будут.
Не спрашивали согласия у двухсот персон прибыть в центр Манхеттена, предупреждая их лишь накануне вечером. Многим из них придется выехать из дома в пять часов утра, чтобы во время прибыть на место, а в это время цивилизованные люди обычно спят.
Я взял последнюю страницу и написал: "Все расходы по путешествию и потерянному времени будут оплачены полицией Нью-Йорка после представления соответствующего счета".
- Скажи им это, - добавил я.
Теперь Кемелман был убежден. Его спина выпрямилась, неприязнь рассеялась.
Я подумал, что это немного успокоит тех людей, которые должны будут приехать из Филадельфии или Бридгепорта.
- Я сразу же займусь этим, - сказал Кемелман.
Я спустился вниз и вышел через заднюю дверь. Это привело меня на Центральную Маркет-плас и на маленькую улочку, идущую как раз позади Центрального Комиссариата.
Когда я спускал стекло в моей машине, я увидел Мак Картни, выходящего из подвального этажа, в котором находится служба фотографии.
Я приветствовал его кивком головы. У него был очень довольный вид.
Он подошел ко мне.
- Что нового? - спросил он.
Я колебался. Мне необходимо было дружеское участие.
- А ты сохранишь это в себе?
- Что ты обо мне думаешь?!
Я рассказал ему про условия, которые взял на себя с Кемелманом. Я сказал ему, что под каждой страницей подписал: "Ханрахан".
Мак Картни сунул две порции жевательной резинки себе в рот и прошепелявил блистательный комментарий:
- Ты взял на себя чертовский риск.
Я посмотрел на него, потом взял ключ и открыл машину. Потом еще раз посмотрел на него.
- Спасибо, - сказал я.
- Ты знаешь, что ты себе повесил на нос? Ты серьезно об этом подумал?
- А тебе никогда не говорили, что у тебя большая пасть?
- Совсем необязательно сердиться.
- Нет, но я совершенно не обязан тебя слушать.
Сердитым жестом он достал еще две порции жевательной резинки и бросил себе в рот. Он сам начинал нервничать. Это меня успокоило и я снова влез в машину. Он схватил ручку дверцы и захлопнул ее. Мне везло в последнее время на то, что перед моим носом хлопали дверями.
Настроение мое улучшилось. Я направился на Хаустон стрит. Я стал думать о том здании, которое я дал секретарю Центральной школы. Я думал о Кемелмане. Во всяком случае, я заставил их выполнить свое распоряжение, их обоих, пользуясь собственным именем и подписав все страницы списка. Но я пошел слишком далеко, в этом не было сомнения. И как говорится в некоторых произведениях, я сам собирался рубить сук, на котором сижу.