Позже, когда я уехала из Кыргызстана, мне стало ясно, что у меня была депрессия. Мне был всего двадцать один год, и я изо всех сил старалась помочь другим людям. Но в том, что касается доступности, я не знала, как быть – все казалось бессмысленным, не служащим высокой цели и являющимся проявлением нарциссизма. Как это ни чудовищно, но я чувствовала, что между моим положением и ситуацией в целом нет границы. Нет границы между моими мелкими несправедливостями и несправедливостями, с которыми сталкиваются все другие. Я была очень наивна, а насилие окружало меня повсюду. Через мою деревню ночью проезжал автобус. Он сбил человека и поехал дальше. Пьяный мужчина швырнул ребенка о стену. Я впервые в полной мере поняла, что оказалась в социальной системе несправедливой, жестокой и карательной, где женщины страдают от мужского доминирования, мужчины страдают из-за того, что должны доминировать, власть несправедливо распределена так давно, что я ничего не могу с этим сделать.
Я чувствовала, что меня охватывает паранойя. Уже не понимала, что происходит, преувеличиваю ли я каждый раз опасность или недооцениваю ее, действительно ли парни на рынке лапали меня, когда я проходила мимо, или это мне показалось. Я не понимала, двадцать ли минут умоляла водителя отвезти меня домой или несколько секунд. За пятнадцать секунд, которые прошли между поцелуем главы семьи, где я жила, и звонком другу, я успела усомниться, действительно ли это было и не дала ли я невольно повод так себя вести. Когда администратор отказал мне, я пришла в ярость, но скрыла свой гнев, потому что понимала, что нахожусь в подчиненном положении. Я могла прервать службу в любой момент по своему желанию. Мне, в отличие от местных женщин, это было невероятно легко. Но даже само предположение, что я злюсь на пустом месте, заставило усомниться в собственных чувствах. Вдруг я действительно делаю из мухи слона? Я начала желать, чтобы со мной что-то произошло, чтобы я убедилась, что не сошла с ума и не терзаюсь галлюцинациями. Кипя от обиды, я смотрела на мужчин, которые слишком пристально смотрели на меня. Мне уже хотелось, чтобы они дали повод сделать новую запись в тайном дневнике происшествий, чтобы они показали, каково женщинам жить в атмосфере постоянного насилия, чтобы они помогли понять, что я это все не придумала. Если бы я только знала (и в Корпусе мира, и в колледже), что история не должна быть чистой и приносить удовлетворение. Истории никогда не бывают чистыми и приятными. И когда я это поняла, то смогла понять истину.