Волков нехотя взял ложку.
— Господин хороший, — загнусавил трактирщик, — ну так как же насчет талера и сорока двух крейцеров?
— Заплачу, уйди, — простонал Волков.
А Еган стал выпихивать трактирщика из комнаты, приговаривая:
— Иди, дядя, иди, не доводи до греха, хозяин мой добрый-добрый, а осерчает — так даст, что голова прочь отлетит.
— А деньги? — ныл трактирщик.
— Будут тебе деньги, потом, иди пока что.
Выпроводив трактирщика, он запер дверь и подошел к столу. И сказал со знанием дела:
— Вы похлебку-то кушайте, и пиво пейте, иначе не отпустит.
— А кто у меня был ночью? — спросил кавалер и, собравшись с силами, сделал два больших глотка из кружки.
— Был? У вас? — спросил Еган.
Но спросил он это так неловко, что Волков сразу заметил фальшь. Хоть и больной, но все видит.
— Наблевано возле кровати, — произнес Волков.
— Так может это вы, — говорил Еган, стараясь не смотреть на кавалера.
А тот так и сверлил слугу больными глазами. И ведь не отвернется, не поморщится, так и смотрит. Глаз не отводит.
— Так может то вы? — предложил Еган нерешительно и со вздохом.
— Дурак, — рявкнул господин, и встрепенулся. И тут же поморщился от приступа боли в голове. И переждав ее продолжил. — Дурак! Говорю, со мной такого не было с детства, как в лучниках пить начал, так не было такого. Говори, кто был у меня ночью?
— Может, Агнес была, — нехотя ответил слуга.
В это «может» Волков опять не поверил. Не умел Еган врать.
— Агнес была тут ночью? — уточнил кавалер.
— Да, вроде, — сказал Еган и начал подбирать с пола вещи господина.
Хоть и было ему тяжко, кавалер сразу встал, сразу нашел кошель свой, достал из него ключ, и к сундуку пошел. Переступая через наблеванное, подошел к сундуку, раскрыл его, и только тогда успокоился, когда нашел шар на своем месте. Он и золотишко проверил. На «глаз», так и оно было целым.
Пошел за стол, сел, еще выпил пива. А Еган на него косится и, вроде как даже доволен, чертяка, что господин волновался. Радуется про себя.
— Как пьян буду, — сказал Волков, — так до меня ее не пускай. Понял?
— Да попробуй ее не пусти, — кисло отвечал слуга.
— Бабы боишься? — заорал вдруг кавалер, опять поморщился от боли, но не унялся, и продолжил орать. — Да не бабы боишься, девки, что от тебя в половину будет.
— Да не баба она, и не девка, сатана она злобная, — вдруг храбро забубнил слуга, — и не я ее боюсь, а все ее боятся. Один вы, от глупой храбрости своей, ничего не боитесь, видно всю боязнь вам на войнах вместе с головой отбили, и не видите, что она демоница злобная, ведьмища… Погубит она вас. Она же…