И Волков тоже заболел этой болезнью. Думал о земле всегда: длинными ночами в караулах, и стоя в конце штурмовой колонны с арбалетом в руках, и на привалах, экономя деньги в кабаках, и торгуясь с маркитантками, он все время копил. Все это время мечтал о земле. И вот теперь эта мечта была совсем рядом. Если, конечно, барон Виттернауф его не обманул. Нет, он не обманет, не посмеет. Барон стал его уважать, может даже побаиваться, после того, как Волков на его глазах ловко и хладнокровно разбирался в тюремных подвалах Хоккенхайма с тамошними хитрыми и злобными ведьмами.
Нет, барон сделает все, что обещал. Если, конечно, герцог не будет против и даст обещанную землю. И тогда… Тогда деньги ему будут кстати. Вряд ли ему дадут очень хорошую землю, никто не будет раздавать добрую землю с мужиками. Дать-то дадут, но или земля будет плоха или мужиков на ней будет мало. Мало того, еще и потребуют, что бы спасибо говорил до самой смерти. И служил. Ну и черт с ними, лишь бы дали, лишь бы не обманули. А уж он как-нибудь поднимет ее. Тут Волков в себе не сомневался.
— Лишь бы дали. — произнес он, сгребая золото в кошель.
— Это вы про что? — полюбопытствовал Еган.
— Да про землю, может, герцог мне земельки даст, — сказал кавалер.
— Земля! — слуга замер с новым колетом господина в руках. — Земля — это очень хорошо. Особенно если с мужичьем.
— А на кой черт она мне без мужиков.
— Это да, — соглашался Еган. — Это да, только вы и без мужиков берите, не отказываетесь.
— Брать?
— Обязательно. Если крепостных не будет, так свободные набегут, безлошадные да безземельные. Лошадок им купим, покос выделим, лужок какой дадим под козу, оброк честный положим, опять же, дозволим хворост собирать, глину жечь, запруды на ручьях под рыбу ставить, обязательно мужички набегут. А если скажем, что первые пару лет без барщины будут жить, так и много набежит. Лишь бы земля была не камень, да не болото.
— Думаешь, справимся? — спросил Волков в первый раз наверное, всерьез рассчитывая на своего слугу.
— Эх, господин, — растянулся в улыбке Еган, — вы думайте, как мечом махать да ведьм палить, а в мужицком деле я разуберусь. Всю жизнь им занимаюсь.
— Ладно, — Волков вздохнул и захлопнул сундук и запер его на ключ. — Давай спать, на рассвете встанем.
— Давайте, господин, — согласился слуга, — сейчас только вещи к прачке занесу и тоже лягу.
Он ушел, а кавалер запер дверь и завалился в кровать. Кровать была далеко не так хороша, как кровать, на которой он спал в Хоккенхайме. Но человеку, который много лет своей жизни проспал на солдатском тюфяке или на земле, и такая кровать — счастье. Хоть и волновался он, хоть и думал о завтрашнем дне, но заснул сразу, как и положено бывшему солдату.