Оно попало в стык брони. Пластины разошлись. Клинок прошел сквозь панцирь, мышцу и ребра.
И еще глубже.
Рука Эфона обмякла. В глазах мелькнуло предсмертное ошеломление. Он начал оседать. Из уголка рта побежала темная кровь.
Долгая тишина. Война смолкла. На краю зрения Курты Седда с неспешностью ледника перемещались смутно различимые фигуры. Звезды рождались и умирали, и он наконец — то понял, что сделал.
Впервые после Монархии и в последний раз в своей жизни Курта Седд испытал ужас.
— Эфон, — выговорил он. — Прости меня.
Несомненно, теперь — то кара придет. Если нет, значит она не придет уже никогда. Он убил свое прошлое. Не осталось таких преступлений, которые он мог бы еще совершить. Он просил прощения от имени того легионера, которым когда — то был, голосом последней искры тех убеждений, за которые когда — то готов был умереть — тех убеждений, что никак не желали выпускать его из своей неотступной хватки.
Он просил прощения, и прежде чем он успел получить ответ, с ним свершилось преображение. Ответ уже не был ему нужен. Последние остатки прежнего Курты Седда умерли еще до того, как Эфон успел заговорить.
А Эфон так и не заговорил.
Курта Седд всадил кинжал в основное сердце. Глаза Ультрадесантника погасли. Курта Седд толкнул его.
Эфон упал.
Курта Седд смотрел.
Ты знаешь, что сделал?
Да.
Голова Эфона ударилась о выступ. Его тело падало. Прошло немало времени, прежде чем оно исчезло. На глазах у Курты Седда оно становилось все меньше. Сокращалось до несущественных размеров, просто очередной кружащийся обломок.
Эфон падал.
И вместе с ним падали оковы Курты Седда.
Свобода проклятия.
Плоть варпа.
Озирая труды.
Курта Седд сбросил свое бремя. Стряхнул его, словно отмершую и плохо подходящую кожу. Он приветственно раскинул руки. Он наслаждался всей полнотой проклятия. Теперь все сгинуло. Все прошлое, все узы. Он был свободен. Он не чувствовал никакого сожаления. После этого великого разрыва жалеть было больше не о чем.
К нему вернулась ясность зрения. Он вновь видел очертания Октета. Видел путь впереди и грядущие дела. Он освободился, и теперь для него стало возможным все.
А плоть? Что с бременем плоти?
Его плоть все еще была ему нужна. Пока что. Но уже близился, хищно надвигался тот момент, когда и это бремя окажется сброшено. Если и не им, то другими.
Плоть сольется с варпом.
Он узнает, как именно. В этом он не сомневался.
Сомнений больше не было. Последние пали вместе с Эфоном. Новые же были невозможны.
Тьма приняла его жертву. Она поднялась к нему. Он принял ее покорность как должное.