День близился к концу. Тени начали удлиняться, с речки прилетел порывистый ветер, предупреждая о скором наступлении ночи, а они по-прежнему не обмолвились ни словом.
– Давай разожжем барбекю и приготовим ужин на пляже, – в отчаянии предложила Мэри. – Можем поплавать, пока печь будет раскаляться, а потом соорудим костер на песке, чтобы обсохнуть и согреться. Как тебе такой план, Тим?
– Хороший план, Мэри, – улыбнулся он через силу.
Со временем мисс Хортон полюбила воду и даже научилась немного плавать. По крайней мере, могла доплыть до того места, где обожал резвиться Тим. Мэри купила скромный черный купальник с довольно длинной широкой юбкой, который очень понравился Тиму, и приобрела легкий загар, благодаря чему стала выглядеть моложе и здоровее.
Тим и в воде был не похож на себя – не дурачился, как всегда, не нырял, а плавал спокойно. Когда Мэри позвала его на берег, он последовал за ней без лишних слов. Обычно вытащить его из воды было нелегкой задачей, и если б она ему позволила, то купался бы до полуночи.
Мэри приготовила на ужин любимые блюда Тима: отбивные из молодого барашка и сардельки, – но он без аппетита съел пару кусочков отбивной, затем со вздохом отодвинул тарелку и печально произнес:
– Мэри, я не голоден.
Они сидели бок о бок на полотенце перед костром, обволакивавшим их уютным теплом на студеном ветру. Солнце зашло, дневные краски поблекли. На небе на фоне яблочно-зеленого горизонта сияла вечерняя звезда. Еще несколько крупных звезд пробивались сквозь угасающий свет, на мгновение появляясь и снова исчезая. Всюду щебетали и свистели птицы, с нервозной суетливостью устраиваясь на ночлег. Буш полнился загадочными шорохами и звуками.
Прежде Мэри ничего этого не замечала и была равнодушна к живой природе, если только та не вторгалась в ее мир, но теперь обнаружила, что остро воспринимает все то удивительное и прекрасное, что ее окружает: небо, землю, воду, животных, растения. Эту чуткость привил ей Тим в ту самую минуту, когда показал цикаду-хормейстера, поселившуюся в ветвях олеандра. Тим всегда находил и показывал ей какое-нибудь маленькое чудо природы – паука, дикую орхидею или крошечную мохнатую зверушку, и Мэри научилась не шарахаться в отвращении, а смотреть на них его глазами и видеть в них совершенные создания, которые тоже являлись частью планеты Земля, и, может, еще более важной, чем она.
Обеспокоенная и огорченная, Мэри ерзала на полотенце, пока не остановила взгляд на профиле Тима, словно выгравированном на фоне перламутрового вечернего неба: размытый контур обращенной к ней щеки, невидимый глаз в потемневшей глазнице, рот – само воплощение печали. Тим пошевелился, и в неярком свете Мэри заметила блестящие крошечные капельки, повисшие на его ресницах и стекающие по лицу.