– И продолжает делиться, – сказал Серж, – со времени революции, той, первой – 1789 года. – Серж поморщился, но затем продолжил: – Деление на департаменты сохраняется. Всего их девяносто шесть. Девяносто четыре на континенте плюс два на Корсике. Департаменты в основном называются по рекам, которые протекают по их территории. Некоторые, впрочем, по горам или же имеют названия, связанные с чем-либо иным. Но, главное, почти все они – не исторические, вернее, не историко-культурные, а чисто географические.
– То есть? – спросил Макс. – А Нормандия, Шампань, Бургундия и все остальное? Это все куда делось?
– Это все упразднили.
– Как? Почему?
– Как? А вот так: прежнее, сложившееся на протяжении столетий деление на исторические провинции, отражавшее долгую и богатую событиями, тысячелетнюю историю Франции, культурное многообразие страны и самобытность различных ее областей, просто ликвидировали. А вместо этого поделили ее на безликие, не несущие никакой историко-культурной информации, почти одинаковые департаменты. Провели, так сказать, стандартизацию. Разбили на участки, как землю в каком-нибудь садоводческом товариществе.
– Фигня какая-то! – возмутился Макс. – В таком случае они бы их могли просто пронумеровать!
Макс осекся, виновато посмотрев на Аню.
– Извините, – сказал он. – Вырвалось.
Серж улыбнулся.
– Это очень хорошо, – заметил он, – что вырвалось. У меня это тоже вызывает возмущение. Но теперь, когда вы знаете, как это было сделано, полагаю, на вопрос «почему?» можете и сами ответить, не так ли?
– Думаю, это было сделано для того, – ответила Аня, – чтобы стереть историческую память.
– Совершенно точно! Именно для этого. Ну как же! «Великая революция»! С нашей распрекрасной революции 1789 года начинается новая эра! Даже не так. С нее вообще начинается история как таковая. А все, что было до того – девятьсот лет государственного существования Франции, – это так, предыстория. Это – мрак, мерзость и сплошное угнетение. Это все – в помойку! С историей, древней культурой, с корнями разрыв полный! Они ведь даже календарь новый ввели.
– Календарь? Это как же?
– А вот как: год 1792-й, говорите? До 1792 года что-то происходило? Поколения сменяли друг друга, люди жили, любили, растили детей? Строили соборы? Писали стихи и романы? Создавали картины и статуи? Не было этого ничего! Вообще ничего! Летоисчисление начинается сейчас! Сейчас – первый год.
– Ничего себе! Радикально!
– О да! – грустно усмехнулся Серж. – Чего-чего, а радикализма в этом мире хватает.
– Но они, кажется, даже месяцы переименовали, если я не ошибаюсь? – уточнила Аня.