Именно к этой, весьма заметной в петербургской общественной жизни персоне и намеревался направить свои стопы Евгений Анатольевич.
...Выпив чашечку мокко и скушав вчерашнюю булочку от Мушенова из кондитерской на Пантелеймоновской, дом 4, собрал необходимые пожитки и, выйдя на улицу, крикнул извозчика. Знаток оперы жил на Васильевском, в скромном доходном доме для среднего класса, что, впрочем, не мешало Парамону Матвеевичу (так звали агента) занимать шесть комнат в третьем этаже. Евдокимов бывал здесь крайне редко - из соображений конспирации, но теперь решил нарушить правила, так как времени на телеграмму и встречу на конспиративной квартире уже не было. Конечно, на конспиративной (обставил сам, по собственному вкусу, это была на самом деле почти собственность: до тех пор, пока чиновник Охранного пользовался квартирой в служебных целях, она никому другому не передавалась) куда как приятнее и привычнее, да ведь что поделаешь... Лифта не было. (Всегда поминал этот проклятый лифт страдал отдышкой. Болезнь появилась после того, как однажды съел несколько порций мороженого подряд, хотел поразить воображение очень нравившейся девушки. Вышло глупо, по-гимназическому. Девица рассердилась навеки, оставив Евгения Анатольевича в сугубом раздумье о роли женщины в жизни мужчин. После этого афронта никогда более не возобновлял попыток жениться. С уличными, живущими "от себя", было куда как проще и удобнее.) Чертыхаясь, поднялся на нужный этаж и с ненавистью закрутил флажок звонка. Парамон Матвеевич открыл сразу, будто ожидал гостя, впрочем, так оно и оказалось.
- Я вас, Евгений Анатольевич, из окна увидел, есть у меня такая привычка - да ведь вы и знаете? Чему обязан?
Вглядываясь в мясистое, с некоторым количеством черных, словно запеченных бородавок, торчащих на самых неподходящих местах, Евдокимов завершал в уме сочинение предлога, под которым надеялся получить рекомендацию.
- Видите ли... - начал неопределенно, отыскивая глазом - куда бы сесть.
Хозяин заметил и мгновенно пододвинул кресло. Кивнул, улыбнулся:
- Какие скорби, друг мой? Вы ведь не возражаете, что я вас так называю?
Он имел право так называть чиновника из Охранного. Четыре года назад, в девятьсот седьмом, Евдокимов обеспечивал ликвидацию Григория Иоллоса, думского депутата от кадетов. Привлеченный Союзом русского народа к этой акции "втемную", рабочий Федоров застрелил Григория Борисовича прямо на улице. За год до этого, в 1906-м, "Союз" уничтожил однокашника Иоллоса по гимназии, ненавистного Герценштейна1, тоже депутата и общественного деятеля. И здесь Евдокимов планировал акцию, она была совершена в Териоках Половневым2, членом "Союза".