- Знаю. Это не еврей.
- Значит мы, не гои, должны убить всех гоев? Это кто сказал?
- Это написано в ваших книгах... - грустно заметил Евгений Анатольевич. - Хотя... Не знаю... Я думаю, что ты, к примеру, даже курицу не зарежешь.
Бейлис широко раскинул руки и заключил Евдокимова в объятья.
- Хвала Всевышнему, ты родился справедливым! Отец еще говорил мне: дай пришельцу одежду и еду! Отец не говорил "еврею". Пришельцу! Ну, пусть сохранит тебя твой русский Бог! Хотя... Я слышал, что Бог - он на самом деле у всех у нас один... Мы только называем его по-разному. Нет? Заходи. Я уверен, что Эстер уже накрыла ужин. И хотя мы не едим трефного - ради тебя поставили на стол копченую ветчину, это для нас - как кака для вас! Ты рад?
- Я сейчас приду, - улыбнулся Евдокимов. Этот еврей... Ч-черт, он нравился, вызывал сочувствие - он говорил правду, не лукавил, ошибиться нельзя было. А как же быть с их природой? Изворотливость, изощренным умением лгать? "Ну не все же они такие... - вдруг подумал и почувствовал, как вспыхнула кожа на лице от мгновенно возникшего стыда. - Это ты так думаешь?- вопрошал себя. - Ты? Жандарм, охранник, русской? Нет, того не может статься, никогда!" С этим и вошел в калитку, чтобы справить в уединенном домике приспичившую уже минут десять малую нужду. Быстро темнело, домик- еще мгновение назад едва заметный - исчез, растворился, Евгений Анатольевич поискал глазами и двинулся наугад. И оказался у забора, ограждавшего усадьбу от Верхне-Юрковской. Что толкнуло? Что заставило? Но пошел вдоль досок и сразу же уперся в сараи- в них хранили выделанный кирпич. Миновал их и вдруг увидел кресты, они непостижимо и странно светлели среди непреодолимой для глаз черноты. То было кладбище, еще в первый приезд сюда на Лукьяновку - с Мищуком, обратил внимание. И тогда же подумал: "Не поддерживают в хорошем состоянии. Заброшенное..." Зачем пришел сюда и что хотел найти или увидеть, об этом не размышлял, и только где-то глубоко-глубоко, на краю сознания, словечко невнятное: мальчик... Еще не успел вдуматься, осознать, но уже слышал: "Дяденька..." Спутать этот голос нельзя было, холодок пополз по спине, но усилием воли взял себя в руки, всмотрелся, что-то белело невдалеке, и, перекрестившись мысленно (руки онемели и приросли к бедрам), шагнул навстречу и увидел его...
Он не изменился с их последней встречи: худенький, маленький, прозрачно-белый и одновременно бледный, но не обыкновенной человеческой бледностью - от усталости или болезни, а неземной, необъяснимой. "Что тебе, милый?.." - спросил, странно ощущая, что вопрос звучит, а язык не ворочается, примерз к небу. "Так как же я спрашиваю? Господи, да снится мне это все, что ли?" Мальчик покачал головой, как бы давая понять: нет. Не снится. И снова зазвучал голос: "Приходи... Потом... Сюда... Прощай... Теперь..." Заломило в голове, Евдокимов застонал от непереносимой боли и понял, что падает- медленно-медленно, будто сквозь воду...