Они устроились на самом отшибе, где просторный парк спускался к реке, — сюда никого и днем не заманишь, настолько место пустынное, влажное и гиблое.
Художник дождался, пока они закончат свои дела. Закончилось все, впрочем, быстрее, чем можно было ожидать. Нинке что-то не понравилось, она подняла визг, начала материться, Буза ястребом налетел на нее, сшиб с ног, прошелся по ребрам башмаками сорок третьего размера и отнял деньги. В результате она, в голос завывая и отчаянно матерясь, поплелась прочь.
А Буза сидел на скамейке, икая и посасывая пиво.
Буза сидел, бормоча что-то под нос. Потом встал и, пошатываясь, отправился прочь.
— Привет, Буза, — из-за кустов выступил Художник, держа руку за спиной.
Буза остановился и тупо уставился на пришельца. Окинул взором худую, невзрачную фигуру, наконец узнал его и широко улыбнулся. С того времени, как они не виделись, Буза Умудрился потерять еще один зуб.
— Чего, козел, за добавкой?
— За добавкой, — Художник подошел и посмотрел Бузе в глаза. В этом месте светил единственный фонарь, его бледный неоновый свет отражался в глазах Бузы как-то мертвенно.
— Это мы быстро, — Буза решил, что бояться нечего, что он здоровее раза в два.
Он протянул вперед лапу, другую сжал в кулак и шагнул навстречу Художнику. Тот выкинул вперед из-за спины руку с зажатым в ней тесаком. И Буза невольно отступил на шаг.
— Ты чего, козел? Ты на кого? — взвизгнул он, но попыток приблизиться не делал.
Художник стоял против него. Решимость улетучивалась с каждой секундой.
— Брось нож. И делай ноги, пока я добрый! — прошипел Буза, и Художник понял, что его враг до дрожи в коленках трусит, что он боится его тесака.
— Ах ты, гнида купоросная, — Художник шагнул к Бузе.
— Ладно, сопля зеленая, расходимся, да… — Буза поднял руки…
А решимость все уходила, как воздух из проткнутого воздушного шара. Художник уже понимал, что не сможет исполнить задуманного.
И Буза тоже понял это. И победно осклабился. Теперь уже сам прикидывал, как бы ловчее кинуться на противника и вырвать у него тесак.
Художник опять увидел ненавистный оскал. И ощутил, как снова пахнуло изо рта Бузы отвратительной вонью. И мир будто поплыл куда-то.
Художник махнул ножом, и острая сталь рассекла протянутую к нему руку. Буза взвыл, как милицейская сирена, в глазах его вспыхнул бенгальским огнем животный ужас.
А Художника эта волна тошноты, подкатившая к горлу, вела все дальше. Он понимал, что если не избавится от камня, лежавшего на душе, сейчас, то не избавится никогда. Он с размаху всадил тесак в толстое брюхо Бузы. Вошло лезвие неожиданно легко. Художник, выпустив рукоятку, отскочил.