Зимой отличаться от других было трудней, чем летом. Летом не видно, что ты плохо одета, джинсы есть джинсы, а вот жалкую курточку никто не спутает с шубой. Девочка не мечтала о шубе, как не мечтаешь о луне с неба. Мечтой было прийти в шубе и небрежно бросить ее на пол.
У девочки была не только большая грудь и красная шляпочка, у нее были правила жизни. Вот такие:
– Если приходишь в гости в шубе, не требовать, чтобы шубу почетно повесили на вешалку, а небрежно бросить, как будто для нее эта шуба – ничего особенного.
– Вести себя так, чтобы люди думали: для нее все, буквально все – ничего особенного.
– Если у нее чего-то нет, то делать вид, что и не надо, а самой добиваться, чтобы было.
– Зарабатывать своим трудом на хорошую жизнь. Для этого учиться, чтобы потом зарабатывать.
– Думать о завтрашнем дне, чтобы не стать в старости нищей. Всегда думать о завтрашнем дне! Самое страшное – стать в старости нищей.
– Делать вид, как будто все хорошо. Если захочется поныть и пожаловаться, ныть и жаловаться самой себе.
– Помнить, что сумка и обувь важнее одежды. Можно обойтись без всего, даже без пальто и трусов. Но нужна дорогая обувь и фирменная сумка, чем жить без фирменной сумки, лучше не жить вовсе.
– Обойти мелкое и призрачное, что мешает быть свободной и счастливой.
Последнее правило было придумано не ею, это была цитата: «Обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободным и счастливым, – вот цель и смысл нашей жизни» (Чехов). Девочка присвоила эти слова и повторяла, как заклинание: «Обойти все, что мешает быть счастливой, – это цель и смысл моей жизни». Обойти в переносном смысле и в прямом, когда надо обойти страшные дворы, чтобы найти нужную квартиру. Номера квартир часто перепутаны, попробуй найти квартиру 5, если на первом этаже квартира 18, а квартира 5 почему-то на третьем… «Логика в этом городе есть?!» – возмущалась девочка. Вместо корзинки у Красной шапочки была синяя почтовая сумка. Она разносила телеграммы.
Звонила в дверь и на вопрос «кто там?» отвечала звонко: «Ленинградский почтальон». Или, как в школе, «полным ответом»: «Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне? Это он, это он, ленинградский почтальон». Иногда отвечала: «Вот вам телеграмма от гиппопотама», а иногда, назначая себя разными зверями, в конце фразы рявкала: «Гав!», или вкрадчиво шелестела: «Мя-ау», или рычала: «Р-р-р». Однажды на вопрос «кто там?» сказала: «Я вернулась в мой город, знакомый до слез…», а из-за двери, не замешкавшись ни на секунду, деловито уточнили: «До прожилок, до детских припухлых желез?», и она подумала, какие тут, в Ленинграде, культурные люди, любящие стихи и пошутить. Однажды, совсем расшалившись, на вопрос «кто там?» ответила: «А там кто?» За дверью долго ошарашенно молчали. Но никто на нее не жаловался, не раздражался, напротив, смеялись и приглашали выпить чаю, такая она была милая в своей красной шляпке, с рыжими кудрями и зелеными глазищами.