— Есть, — согласился я.
— Сказали: «Отваливай с комбината. Чтобы ноги твоей не было. Если еще хоть одну бумагу начирикаешь, мы твоих малюток отдерем и в костре подпалим. Понял?» Конечно, я понял. На следующий день пришел на работу и положил заявление об уходе.
— Да, досталось вам.
— Что я мог сделать? Куда мне было идти? В милицию? В прокуратуру? Вы знаете, что такое идти в милицию. Убили кого, изнасиловали? Где труп? Когда будет — тогда и приходите. В подвал затащили, били? Где следы? Всего один синяк? Тогда это дело частного обвинения. Устанавливайте, кто они, и подавайте на них в суд. Если найдете. Что, мафия угрожает? Да вы что! Здесь не Америка. Мафия на Западе, а у нас социалистическая законность… Мало я, что ли, с вами общался? Всегда одна и та же волынка. Правильно?
— В какой-то мере… Но не совсем, — отозвался Пашка. — Вы преувеличиваете.
— Ничего я не преувеличиваю. Никому ни до чего нет дела. Сколько сил, времени, здоровья убито на то, чтобы хоть немножко что-то изменить. И — стена непонимания… «Куда суешься? Больше всех надо?»
— Вы просто не признаете за человеком права на слабость. Вам бы жить в городе Солнца Томмазо Кампанеллы.
— Если б и был такой город, там бы тоже шкурники завелись. Человека не переделать.
— Вот именно.
— Ему или плетка государственная нужна, или хозяин, чтобы три шкуры драл. А так все будут только пить, гулять или воровать.
— Не такая уж плохая картина, — ухмыльнулся Пашка. И был за это удостоен убийственным взглядом.
— Кто были те двое?
— Не знаю.
— Вы их видели когда-нибудь раньше?
— Ни разу.
— Они называли друг друга по именам?
— Один другого назвал Виталиком.
— О чем они еще говорили? Можно было понять, местные они или нет?
— Один сказал: «В ментовку не ходи — не надо. Им никогда нас не найти. Мы на день приехали, кишки тебе выпустили — и домой. Так что смотри».
— Нездешние, — сказал я.
— Может, просто на понт брали, — предположил Пашка. — А сами живут где-нибудь в «нахаловке» и глушат самогон с утра до вечера. Можете хорошенько описать, как они выглядят?
— Сколько времени прошло… Крупные. Очень сильные. Атлеты… У одного что-то бульдожье в лице, нос какой-то… будто его прищемили.
— Ноздри вывернуты?
— Точно, — Ионин приподнял пальцем свою ноздрю. — Вот так.
— Ясно. А глаза какого цвета?
— Не помню.
— Может, голубые?
— Точно. У второго глаза были голубые.
— Вот так так, — покачал головой Пашка.
Судя по описаниям, те же два барбоса были последними гостями Новоселова (если, конечно, после них не заявился в дом еще кто-то, что маловероятйо). Любопытная получается картина. Знать бы еще, где искать этих людей. Надо носом землю рыть… Я резко вздохнул, как охотничий пес, учуявший запах добычи.