Из парковых громкоговорителей доносилась песня Антонова «Под крышей дома твоего».
В игровом зале звенели автоматы, выманивая у детишек пятнадцатикопеечные монеты. Крутилась карусель для малышей с лошадками и слонами. Чуть дальше располагался шикарный аттракцион «Энтерпрайз» — огромное сияющее колесо становилось вертикально, а из кабинок доносились женские визги и сыпалась карманная мелочь.
— Серега устроился на карусель. Смех! — улыбнулся Пашка. — Освободился, но его как особо опасного рецидивиста на работу не берут. Куда податься? Устроился воспитателем в детский сад — народу там не хватает. Через месяц приходит комиссия с проверкой. Видят, он стоит в центре зала, а вокруг понуро, руки за спину, ходят дети. А урка орет: «Иванов, не в ногу шагаешь!» — «Обижаешь, начальник»… Кулиш так детишек развлекает. Идиллия.
Мы прошли немного вперед. К красной карусели с зонтиками. Для взрослых. Она вращалась вовсю, а сверху доносились отборные ругательства:
— Останови, твою ма-ать!
— По-моему, что-то не то, — заключил Пашка. — А, ясно. Вон Кулиш. А вон и Самосвалин.
У будки карусельщика слышалось сопение, пыхтение, тот же мат. Там сцепились трое мужиков. Двое слегка мяли третьего. Похоже, они собирались его бить.
— Ты мне, падла, четвертак не отдал! — орал небритый пузан в кепке.
— Ты, козел, четвертак не отдал, — вторил ему длиннорукий, с челюстью питекантропа парень.
— Я все отдал, — орал волосатый, лет сорока мужчина в тельняшке и с царапиной на лбу.
— Э, кончай базар, фининспектор прибыл! — крикнул Пашка.
— Я тебя, падла! — не обращая на Пашку внимания, заорал «питекантроп» и звезданул «матроса» в ухо.
— У, бли-ин, — взвизгнул тот и царапнул обидчика ногтями по носу.
— У, е… — рыкнул небритый и засветил «матросу» во второе ухо.
Пашка вклинился в кучу малу. Отшвырнул пузана в сторону, а потом и «матроса».
— А ты чо, самый борзый? — крикнул «питекантроп» и занес кулак для удара. Пашка хитрым движением подсек его, опрокинул в лужу, провел мордой по грязи.
— Говори: «Дядя, прости урода», — потребовал Пашка.
— Буль-буль, — забулькал «питекантроп». Пашка отпустил его, предварительно врезав кулаком по хребту так, что только косточки хрустнули.
— Ты чего, Гвоздила, это же мент, — заворчал пузан, успокаиваясь.
— У него на лбу написано? — отплевываясь, заныл «питекантроп».
— Нечего на людей с клешнями бросаться. Впредь умнее будешь, — сказал Пашка. — Валите отсюда. Еще увижу — придется полмесяца двор УВД подметать…
Товарищи заковыляли прочь.
— Останови свою хреновину. Вконец людей замучил, придурок, — для убедительности щелкнув «матроса» по лбу, потребовал Пашка. Насколько я понял, это и был Кулиш.